Глава LVI. Сломанное лезвие

Да, нож сломался начисто и застрял в щели, между досками. Черенок остался у меня в руке; я ощупал его большим пальцем — клинок отскочил почти у самого основания; в ручке осталось не больше четверти сантиметра стали.

Трудно описать мои страдания. Подумайте сами: что мне было делать без ножа?

Я был теперь безоружен и беспомощен. Я не мог продолжать прокладку тоннеля. Я должен был забыть о предприятии, на которое возлагал столько надежд, — другими словами, мне оставалось только сложа руки ждать печального конца.

Было что-то устрашающее в реакции, которую я испытал. Она была особенно мучительна. Внезапность, с которой произошла эта ужасная катастрофа, сделала удар еще более тяжелым. Неожиданное несчастье разбило все мои планы и бросило меня в бездну отчаяния и безнадежности.

Я долго колебался, не мог сосредоточиться. Что делать? Работать нечем: нет инструмента.

В полной растерянности я машинально гладил большим пальцем остаток лезвия. Ошеломленный, я простоял так довольно долго.

Я даже размышлять не мог.

Постепенно самообладание вернулось ко мне. Я стал соображать, что можно сделать с помощью сломанного лезвия.

Я вспомнил слова поэта: «Сражаться сломанным оружием лучше, чем голыми руками» — и применил эти слова к себе.

Я вынул лезвие из щели и ощупал его. Оно было цело, но что мне было делать с ним без ручки?

Я попробовал зажать лезвие в кулак и действовать им, как целым ножом. Кое-что можно было сделать, если обернуть толстый конец лезвия тряпкой, но все же работать им долго нельзя: это было бы мучительно. О том, чтобы всадить лезвие обратно в рукоятку, не могло быть и речи, хотя я и думал об этом. Не было возможности вырвать из рукоятки засевший в ней остаток. Если бы его не было, я бы всадил лезвие в рукоятку и привязал бы его крепкой бечевкой. Но остаток лезвия в рукоятке исключал эту возможность.

От рукоятки больше не было никакой пользы. Употреблять ее как кусок дерева не имело смысла. Всякий другой обрубок был бы для меня полезней, потому что я приладил бы к нему лезвие, а здесь остаток стали мешал мне.

Эта идея воодушевила меня, и я стал думать о том, как бы приделать к лезвию новую рукоятку.

Нужда делает людей изобретательными. Через час я держал в руке нож с новой рукояткой, правда, довольно грубой, но вполне заменяющей старую. И снова ко мне вернулось превосходное настроение.

Как я сделал рукоятку? Очень просто: материалом для нее послужил отрезок доски толщиной сантиметра в три. Я обстрогал его и придал ему форму рукоятки. Я действовал с помощью лезвия, обмотанного тряпкой. Затем я слегка расщепил рукоятку и всадил в нее сталь. Оставалось только привязать ее бечевкой. Я сначала думал о шнурках из-под мануфактуры, но потом раздумал: бечевка будет постепенно развязываться, протираться, ослабевать. Рисковать же не следует.

Что бы такое найти, чтоб прикрепить сталь к лезвию более прочно? Хорошо бы раздобыть метра два проволоки, но где ее взять?

Как так? А пианино! Струны! Уж они-то, конечно, делаются из проволоки!

Я стал снова присматриваться к пианино. Сумей я влезть в него — я бы немедленно стащил одну из струн. Но как до них добраться? С моим ножом в его нынешнем виде это было просто невозможно. Пришлось мне расстаться с моей мыслью.

Но тут мне пришло в голову другое: железные скрепы, соединяющие части ящиков, могут пригодиться вполне. Вот как раз то, что нужно! Эти гибкие, тонкие полоски, обернутые вокруг ножа, образуют прочное предохранительное кольцо, и у меня будет превосходная рукоятка.

Так я и поступил — и снова у меня в руках был нож! Правда, клинок стал несколько короче, но я был убежден, что он будет превосходно резать и сверлить самые толстые доски. Я чувствовал полное удовлетворение.

Все последние работы заняли часов двадцать. Я очень устал, мне уже давно следовало отдохнуть. После того как нож сломался, я не мог думать об отдыхе. Я все равно не заснул бы.

Но теперь я успокоился; теперь я мог позволить себе тот давно желанный отдых, которого так настойчиво требовали душа и тело.

Голод заставил меня раскрыть мой жалкий пищевой склад.

Глава 56. Сломанное лезвие
«Морской волчонок». Майн Рид