Глава IX. В степи

---

Итак, Михаил Строгов и Надя снова были свободны, так же как и в тот раз, когда ехали из Перми на Иртыш. Но как изменились условия их путешествия! Тогда удобный тарантас, частая перемена лошадей, прекрасно содержимая почтовая станция — все как нельзя более благоприятствовало их поездке. Теперь же им приходилось идти пешком, без всяких средств, при полной невозможности найти хоть какой-либо способ передвижения, не зная, как удовлетворить малейшим потребностям жизни, а впереди оставалось еще целых четыреста верст! Друга, случайно посланного им судьбой, они потеряли при самых ужасных обстоятельствах. Михаил Строгов бросился на землю. Надя, стоя около него, ждала только его слова, чтобы идти вперед. Было десять часов вечера. Три с половиною часа тому назад солнце скрылось за горизонтом. Кругом ни одного дома, ни одной хижины. Последние татарские всадники терялись вдали. Михаил Строгов и Надя были совершенно одни.

— Что они с ним сделают? — вскричала молодая девушка. — Бедный Николай! Наша встреча была для него роковой!

Михаил Строгов не отвечал ничего.

— Михаил, — начала Надя, — ты не знаешь, что он защищал тебя, когда татары тебя мучили, что он рисковал своей жизнью ради меня?

Михаил Строгов продолжал молчать. Он сидел неподвижно, подперев голову руками, и думал. О чем он думал? Слышал ли он, что говорила ему Надя?

Да, он слышал ее, потому что, когда молодая девушка спросила, куда она должна вести его, он отвечал:

— В Иркутск!

— Большой дорогой?

— Да, Надя.

Михаил Строгов оставался верен своей клятве. Идти большой дорогой, значило идти самым кратким и скорым путем. Если авангард Феофар-Хана нагонит их, они всегда успеют свернуть в сторону. Надя взяла за руку Михаила, и они отправились.

Молодые люди изнемогали от голода. К счастью, Наде удалось отыскать в одном уцелевшем от пожара домике небольшой запас сушеной говядины и сухарей. Она взяла с собой все, что только могла унести. Теперь им должно было хватить пищи надолго, что же касается воды, то в этой местности, испещренной тысячью маленьких притоков Ангары, не могло быть недостатка и в ней.

Они продолжали свой путь. Михаил Строгов шел твердым, уверенным шагом, замедляя его лишь для своей молоденькой спутницы. Надя, не желая отставать, пересиливала себя и шла рядом с ним. К счастью, Михаил не мог видеть ее усталости. Но он чувствовал, что она выбивается из сил.

— Ты не в силах идти, бедняжка, — говорил он иногда.

— Неправда, — отвечала она.

— Когда ты не сможешь идти дальше, я понесу тебя на руках, Надя.

— Хорошо, Михаил.

В этот день им пришлось переходить через маленькую речку Оку, но речка была так мелка, что переправа совершилась без всяких затруднений. Небо было облачно, холод довольно сносный. Во всяком случае, можно было надеяться, что дождливая погода еще не скоро установится. Дождь шел уже несколько раз, но всякий раз продолжался недолго. Они шли все по-прежнему, рука об руку, говорили мало. Надя поминутно оглядывалась во все стороны. Два раза в день они позволяли себе сделать небольшую остановку; ночью они отдыхали шесть часов. Надя опять нашла немного сушеной баранины — кушанья, настолько распространенного и обыкновенного в Сибири, что фунт этого мяса стоит всего две с половиной копейки. Но, вопреки тайному желанию Михаила Строгова, они не встретили на дороге ни одного домашнего животного. Лошади, верблюды — все было или перебито, или уведено. Итак, им приходилось идти пешком через эту бесконечную степь. Повсюду виднелись печальные следы направлявшегося в Иркутск татарского войска. Тут лежала убитая лошадь, там сломанная телега, по дороге то и дело попадались трупы несчастливых сибиряков. В особенности их было много при входе в села и деревни. Надя, превозмогая страх и отвращение, наклонялась и разглядывала каждый из них!.. В сущности, опасность была не впереди, а сзади. Авангард главной армии эмира, предводительствуемый Иваном Огаревым, мог нагнать их с минуты на минуту. Барки, отправленные с низовьев Енисея, должны были давно приплыть к Красноярску, и переправа войск эмира через реку должна была совершиться без всякой задержки. А там дорога была уже свободна. На каждом привале Надя взбиралась на какое-нибудь возвышение и оттуда смотрела на запад, но пока еще ни одно облачко пыли не возвестило им о приближении татарской конницы. Затем они опять шли, и, если Михаил Строгов чувствовал, что ему приходится тащить за собой бедную девушку, он замедлял шаги. Они разговаривали мало, только о Николае. Надя со слезами вспоминала, чем был для них этот человек. Михаил хорошо знал, что несчастный не мог избежать смертной казни, но он старался успокоить и утешить Надю. Однажды он сказал ей:

— Ты никогда не говоришь со мной о моей матери, Надя.

Его мать! Надя не хотела говорить о ней. Зачем растравлять его сердечную рану? Разве старая сибирячка не умерла? Разве сын ее не отдал ей последний поцелуй, когда труп ее лежал там, на площади в Томске?

— Расскажи мне о ней, Надя, — просил между тем Михаил, — расскажи, ты доставишь мне большую радость.

И тогда Надя исполнила его желание. Она рассказала ему все, что произошло между ней и Марфой со времени их встречи в Омске, где они свиделись в первый раз. Она рассказала ему, как какое-то непонятное чувство внушило ей подойти к старой пленнице, несмотря на то что она ее совсем не знала, как она старалась заботиться о ней, как та ее ободряла и утешала. В то время Михаил Строгов был для нее еще Николаем Корпановым.

— Им я и должен был всегда оставаться! — проговорил Михаил, и лицо его омрачилось. — Я преступил клятву, Надя, — прибавил он затем, — я клялся, что не увижу свою мать!

— Но ты и не искал с ней встречи, Михаил, — отвечала Надя. — Вас столкнула одна случайность!

— Я клялся, что бы ни случилось, никогда не выдавать себя!

— Михаил, Михаил! Разве ты мог сдержать себя при виде кнута, угрожавшего Марфе Строговой? Такой клятвы не существует, которая бы запрещала сыну защищать свою мать!

— Я преступил свою клятву, Надя, — повторил Михаил. — Да простит мне Господь Бог этот грех!

— Михаил, — сказала молодая девушка, — я хочу предложить тебе один вопрос. Если ты находишь, что я не имею права об этом спрашивать — не отвечай. От тебя мне ничего не обидно услышать.

— Спрашивай, Надя.

— Почему теперь, когда у тебя отняли письмо государя, ты так спешишь прийти в Иркутск?

Михаил Строгов сжал еще крепче руку своей спутницы, но ничего не ответил.

— Выйдя из Москвы, ты знал о содержании письма? — снова спросила Надя.

— Нет, не знал.

— Так неужели, Михаил, ты идешь в Иркутск только для того, чтобы проводить меня к моему отцу?

— Нет, Надя, — серьезно отвечал он. — Я бы тебя обманул, если бы сказал, что это так. Я иду туда, куда повелевает мне идти мой долг! Что же касается до того, чтобы провожать тебя в Иркутск, то, мне кажется, теперь ты ведешь меня туда, а не я тебя. Разве не твои глаза указывают мне дорогу, не твоя рука руководит мною? Разве ты не сторицею заплатила мне за мои прежние услуги тебе? Я не знаю, смилуется ли над нами когда-нибудь судьба, но если настанет такой день, когда ты поблагодаришь меня за то, что я проводил тебя к твоему отцу, то я поблагодарю тебя за то, что ты довела меня до Иркутска!

— Бедный Михаил, — отвечала Надя, растроганная его словами. — Не говори так! Я совсем не об этом тебя спрашивала. Михаил, скажи мне, почему теперь ты так торопишься прийти в Иркутск.

— Потому что я непременно должен прийти туда раньше Ивана Огарева! — отвечал Михаил.

— Даже теперь?

— Даже теперь. И я там буду!

И когда он произносил эти последние слова, то не одна только ненависть к негодяю руководила им. Но Надя поняла, что ее спутник не все сказал ей и что он не может сказать ей всего.

Три дня спустя, а именно 15 сентября, молодые люди пришли в село Куитунское, отстоявшее в семидесяти верстах от села Тулуновского. Молодая девушка шла с большим трудом. Она еле держалась на ногах, но все-таки превозмогала себя и из последних сил боролась с усталостью.

«Он не может видеть меня, и я буду идти до тех пор, пока упаду», — думала она.

К тому же со времени их последней встречи с татарами путешествие их совершалось довольно благополучно. Одна только усталость мучила их. Так прошло еще три дня. По-видимому, третья неприятельская колонна очень быстро подвигалась на восток. Это видно было по оставшимся после них развалинам, по остывшему пеплу пожарищ, по разлагающимся трупам, разбросанным по дороге. На западе же все было по-прежнему тихо. Авангард эмира так и не показывался. Михаил не мог объяснить себе ничем подобной задержки с их стороны и приходил к заключению самых невероятных предположений по поводу этого. Уж не русские ли войска, собравшись в достаточном количестве, встретились с татарами под Томском или Красноярском? Тогда третья колонна, отделившаяся от двух других, рисковала быть совершенно отрезанной? Если это так, то великому князю легко будет отстоять Иркутск и предупредить нападение.

Михаил позволял себе иногда мечтать подобным образом, но скоро он понимал, насколько неосуществимы были эти мечтания, и тогда рассчитывал только на одного себя, как будто судьба великого князя заключалась только в его руках!

Шестьдесят верст отделяют Куитунское от Кимилтейского, небольшого поселка, построенного недалеко от Динки, притока Ангары. Михаил Строгов боялся, как бы эта река не явилась новым для них препятствием. О барках или лодках не могло быть и речи, а он помнил, что когда-то в более счастливые времена, когда ему пришлось переправляться через нее, то переправа вброд была опасна. До Кимилтейского оставалось, по крайней мере, три дня ходьбы. Надя еле тащилась. Как ни сильна была ее нравственная энергия, физические силы заметно покидали ее. Михаил Строгов слишком хорошо знал об этом! Если бы он не был слеп, то Надя, наверное, сказала бы ему: «Ступай один, Михаил, оставь меня в какой-нибудь избушке! Иди в Иркутск! Постарайся увидеться с моим отцом! Скажи ему, где я! Скажи, что я жду его, вы оба сумеете отыскать меня. Иди, я ничего не боюсь! Я спрячусь от татар! Я сберегу себя для него и для тебя! Иди же, Михаил, я не могу идти дальше!..»

Несколько раз Надя останавливалась. Тогда Михаил брал ее на руки и шел еще быстрее. Он был неутомим. 18 сентября в десять часов вечера они пришли наконец в Кимилтейское. Взойдя на пригорок, Надя увидела на горизонте небольшую темную полоску. То была Динка. Бледные, вспыхивающие по временам зарницы, слабо освещали им путь. Надя повела своего товарища через село. Пепел от пожарища уже совсем остыл. Прошло, по крайней мере, пять или шесть дней с тех пор, как здесь в последний раз проходили татары. Дойдя до крайних изб села, Надя в изнеможении упала на каменную скамейку.

— Ты хочешь отдохнуть? — спросил Михаил.

— Уже ночь наступила, — отвечала Надя. — Разве ты не устал?

— Я бы хотел переправиться через Динку, — отвечал Михаил. — Я был бы спокойнее тогда. Но ты не в состоянии даже двинуться с места, бедняжка!

— Пойдем, Михаил! — отвечала Надя, вставая и увлекая его за собой.

Вдруг Михаил и Надя остановились. По степи совершенно ясно разнесся собачий лай.

— Ты слышишь? — спросила Надя.

Затем вслед за лаем послышался жалобный крик, крик отчаяния, как бы последний стон умирающего человека.

— Николай! Николай! — закричала молодая девушка.

Предчувствие чего-то зловещего сжало ей сердце.

Михаил Строгов прислушался.

— Идем, Михаил, идем, — говорила Надя.

И она, будучи не в силах за час перед этим двигаться, вдруг, под влиянием возбуждения, обрела силы и энергию.

— Мы свернули с дороги? — спросил Михаил, чувствуя под ногами не пыль, а скошенную траву.

— Да… так надо! — отвечала Надя. — Это оттуда, справа, донесся к нам крик!

Через несколько минут они были в полуверсте от реки. Снова послышался лай собаки, на этот раз ближе, хотя и слабее. Надя остановилась.

— Да, — сказал Михаил, — это лает Серко! Он побежал за своим хозяином!

— Николай! — закричала молодая девушка.

Ответа не было. Только несколько хищных птиц, испуганные ее криком, поднялись и скрылись в облаках.

Михаил лег и приложил ухо к земле. Надя старалась всмотреться в темную даль, но ничего не видела. А между тем, человеческий крик опять повторился. На этот раз слышно было ясно, как кто-то жалобным голосом позвал: «Михаил». Вдруг выскочила собака вся в крови и бросилась прямо к Наде. Это был Серко. Значит, Николай был где-нибудь тут, недалеко от них! Он один мог назвать Михаила по имени! Но где же он? У Нади не хватило даже духу еще раз позвать его. Но вот Серко снова залаял и как бешеный бросился на громадную птицу, спустившуюся в эту минуту на землю. Это был ястреб. Когда Серко наскочил на него, он быстро поднялся на воздух и, также быстро спустившись, ударил своим острым клювом собаку в голову. Та снова бросилась на птицу. Между ними завязалась глухая борьба, но вот ястреб еще раз клюнул собаку в голову, и на этот раз бедный Серко упал замертво. В ту же минуту Надя вскрикнула от ужаса.

— Здесь… здесь… — прошептала она.

Из земли торчала голова! В темноте она чуть не наступила на нее ногой! Надя бросилась перед этой головой на колени. Николай, зарытый в землю по горло, по зверскому обычаю татар, был брошен в степи… Ему предстояло или умереть с голода или быть растерзанным волками или хищными птицами! Ужасная казнь! Несчастная жертва, заживо погребенная…

Михаил Строгов вынул нож и стал разрыхлять им землю вокруг несчастного, чтобы освободить его. Николай медленно открыл глаза. Он узнал Михаила и Надю.

— Прощайте, друзья мои, — прошептал он. — Я рад, что свиделся с вами! Помолитесь за меня!.. — Это были его последние слова.

Михаил продолжал рыть землю и наконец вытащил тело бедного страдальца. Он прислушался к его дыханию. Сердце уже не билось.

В эту минуту по дороге, на расстоянии какой-нибудь полуверсты, от них раздался шум.

— Надя, Надя, — тихо позвал ее Михаил.

Надя, молившаяся на коленях около тела покойного, встала и подошла к нему.

— Поди посмотри! — сказал он.

— Татары! — прошептала она.

Действительно, это был авангард эмира, быстро ехавший по Иркутской дороге!

— Они не помешают мне похоронить его, — сказал Михаил и продолжал свою работу.

Тело Николая со сложенными на груди руками было скоро опущено в свежую могилу.

Михаил и Надя опустились на колени и в последний раз помолились об его душе. Это было доброе, безобидное существо, заплатившее жизнью за свою преданность им.

— Теперь, — сказал Михаил, засыпая могилу, — ни волки, ни птицы не растерзают его! Пойдем, — обратился он к Наде, кончив свою грустную работу.

Но по большой дороге они не могли идти, там шли теперь татарские войска. Приходилось идти через степь, чтобы стороной подойти к Иркутску. Переходить через Динку уже не надо было. Надя не в силах была даже тащиться, но зато она могла указывать Михаилу дорогу. Он взял ее на руки и пошел на юго-восток. Ему оставалось пройти более двухсот верст! Как он прошел их! Как мог он вынести все эти лишения, всю эту усталость?! Какая сверхъестественная сила помогла ему перейти через Саянские горы? Чем питались они за это время? Ни он, ни Надя не смогли бы ответить на это!

А между тем двенадцать дней спустя, 2 октября, в шесть часов вечера громадная водная поверхность, ровная как скатерть, развернулась у самых ног Михаила Строгова. То было озеро Байкал.

---

Часть 2
Глава 9. В степи
Роман «Михаил Строгов» Ж. Верн

« Часть 2. Глава 8

Часть 2. Глава 10 »