Действие четвертое (продолжение)

---

Бессемёнов (сухо). Наше вам почтение...

Акулина Ивановна (тоже недовольно). Здравствуйте, матушка! Только мы вас уж видели сегодня.

Елена. Ах, да! Я позабыла... Ну, что же... в церкви... жарко было?

Бессемёнов. Мы не затем туда ходили, чтобы климат измерять...

Елена (смущаясь). О, разумеется... я хотела спросить не о том... я хотела спросить... много было народа?

Акулина Ивановна. Не считали мы, матушка...

Поля (Бессемёнову). Чай пить — будете?

Бессемёнов. Сначала поужинаем... Мать, ты поди‑ка, приготовь там.

Акулина Ивановна уходит, шмыгая носом. Все молчат. Татьяна встаёт и переходит к столу, поддерживаемая Еленой. Нил садится на место Татьяны. Пётр шагает по комнате. Тетерев, сидя около пианино, следит за всеми, улыбаясь. Поля — у самовара. Бессемёнов сидит в углу, на сундуке.

Какой народ стал — вор, даже удивительно! Давеча, как шёл я с матерью в церковь, — дощечку положил у ворот, через грязь, чтобы пройти. Назад идём, а дощечки уж нету... стащил какой-то жулик. Большой разврат пошёл в жизни...

Пауза.

В старину жуликов меньше было... всё больше разбойничали люди, потому — крупнее душой были все... стыдились из-за пустяков совесть тревожить...

На улице, за окном, раздаётся пение и звуки гармоники.

Ишь... поют. Суббота, а они поют...

Пение приближается, поют в два голоса.

Наверное — мастеровые. Чай, пошабашили, сходили в кабак, пропили заработок и дерут глотку...

Пение под окнами. Нил, прислонив лицо к стеклу, смотрит на улицу.

Поживут эдак-то год... много — два, и — готовы! Золоторотцами будут... жуликами...

Нил. Кажется, это Перчихин...

Акулина Ивановна (из двери). Отец, иди ужинать...

Бессемёнов (вставая). Перчихин... тоже вот... бесполезной жизни человек... (Уходит.)

Елена (проводив его взглядом). А у меня... удобнее чай пить...

Нил. Вы очень остроумно разговаривали со стариками.

Елена. Я... он меня смущает... Он не любит меня... и мне это как-то... неприятно... даже обидно! За что меня не любить?

Пётр. Он, в сущности, добрый старик... но у него большое самолюбие...

Нил. И он немножко жаден... немножко зол.

Поля. Ш-ш! Зачем говорить так о человеке за глаза? Нехорошо!

Нил. Нет, быть жадным нехорошо...

Татьяна (сухо). Я предлагаю оставить... этот предмет без обсуждения... Отец может каждую минуту войти... Последние три дня он... не ругался... старается со всеми быть ласковым...

Пётр. И это ему стоит не дёшево...

Татьяна. Надо ценить это... Он стар... он не виноват в том, что родился раньше нас... и думает не так, как мы... (Раздражаясь.) Сколько жестокости в людях! Как все мы грубы, безжалостны... Нас учат любить друг друга... нам говорят: будьте добрыми... будьте кротки...

Нил (в тон ей). И садятся верхом на шеи нам и едут на нас...

Елена хохочет. Поля и Тетерев улыбаются. Пётр что-то хочет сказать Нилу и идёт к нему. Татьяна укоризненно качает головой.

Бессемёнов (входит, окидывает Елену недружелюбным взглядом). Палагея! Там в кухне — твой отец... Поди‑ка да скажи ему... чтоб он... в другой раз пришёл... когда будет тверезый... да! Ты-де, папаша, иди домой... и всё такое!

Поля и Нил за нею — уходят.

Бессемёнов. Вот... поди и ты... Погляди‑ка на будущего... мм... (Обрывается, садится за стол.) Вы что... молчите? Я замечаю, что как я в дверь — вы все сожмёте губы...

Татьяна. Мы... и без вас... не много говорим...

Бессемёнов (глядя исподлобья на Елену). А над чем смеялись?

Пётр. Так это... пустяки! Нил...

Бессемёнов. Нил! Всё от него идёт... я так и знал...

Татьяна. Налить вам чаю?

Бессемёнов. Налей...

Елена. Дай, Таня, я налью...

Бессемёнов. Нет, зачем вам беспокоиться? Мне дочь нальёт...

Пётр. Я думаю, — ведь всё равно, кто нальёт? Таня нездорова...

Бессемёнов. Я тебя не спрашиваю, как ты думаешь на этот счёт. Если тебе чужие люди ближе родных...

Пётр. Отец! Ну, как тебе не стыдно?

Татьяна. Начинается! Пётр, — будь благоразумен.

Елена (натянуто улыбаясь). Ну, сто́ит ли...

Дверь широко растворяется, и входит Перчихин. Он выпивши, но не сильно.

Перчихин. Василь Васильев! Я сюда пришёл... ты оттуда ушёл... а я — сюда... за тобой...

Бессемёнов (не глядя на него). Пришёл, так садись... Вот — чаю выпей... ну...

Перчихин. Н-не надо мне чаю! Кушай сам на здоровье... Я — для разговора пришёл...

Бессемёнов. Какой там разговор? Всё пустяки.

Перчихин. Пустяки? Н-ну? (Смеётся.) Чудак ты!

Нил входит и, сурово глядя на Бессемёнова, встаёт у шкафа.

Четыре дня собирался я к тебе придти... ну и пришёл...

Бессемёнов. Ну и ладно...

Перчихин. Нет, не ладно! Василь Васильич! Умный ты человек! Богатый человек... ведь я к совести к твоей пришёл!

Пётр (подходя к Нилу, негромко.) Зачем ты его пустил сюда?

Нил. Оставь! Это тебя не касается...

Пётр. Ты всегда делаешь... чёрт знает что...

Перчихин (заглушая Петра). Старый человек... да-авно я тебя знаю!

Бессемёнов (сердясь). Тебе чего надо?

Перчихин. Скажи мне, — за что ты меня намедни вон из дома выгнал? Думал я, думал, — не возьму, в толк! Скажи, брат! Я — без сердца на тебя пришёл... я, брат, с любовью к тебе...

Бессемёнов. С дурной головой пришёл ты... вот что!

Татьяна. Пётр! Помоги мне... нет, позови Полю...

Пётр уходит.

Перчихин. Вот — Поля! Дочь моя милая... птица моя чистая... Из-за неё ты меня выгнал? — верно? За то, что она у Татьяны жениха отбила?

Татьяна. О! глупость какая... какая пошлость!..

Бессемёнов (медленно поднимаясь с места). Гляди, Перчихин! Второй раз...

Елена (Нилу вполголоса). Уведите его! Они поругаются.

Нил. Не хочу...

Перчихин. Второй раз — не прогонишь, Василь Васильич! Не за что... Поля... я её люблю... она у меня — хорошая! Ну, всё же я не одобряю... я, брат, её не одобряю, н-нет! Зачем чужой кусок взяла? Нехорошо...

Татьяна. Лена! Я... ухожу к себе...

Елена помогает ей, поддерживая под руку. Проходя мимо Нила, Татьяна говорит ему негромко.

Как не стыдно! Уведите его...

Бессемёнов (сдерживаясь). Перчихин! Ты... молчи! Сиди — молчи... а то ступай домой...

Входит Поля. За нею Пётр.

Пётр (Поле). Да успокойтесь... я вас прошу!..

Поля. Василий Васильевич! За что вы прошлый раз выгнали отца?

Бессемёнов молча и сурово смотрит на неё и на всех поочередно.

Перчихин (грозя пальцем). Шш! Дочка! Не говори... Ты — должна понять... Татьяна отравилась — почему? Ага-а? Василь Васильев, — видишь? Я, брат, по чистой правде... я всех вас рассужу... по совести... как надо! Я — очень просто...

Поля. Постой, отец...

Пётр. Позвольте, Поля...

Нил. Ты бы молчал...

Бессемёнов. Ты, Палагея, вот что... ты — дерзкая...

Перчихин. Она? Нет, она... у меня...

Бессемёнов. Молчи ты! я что-то плохо разумею... чей это дом? Кто здесь хозяин? Кто судья?

Перчихин. Я! Я рассужу всё... всех, по порядку... Не тронь чужого — раз! Взяла, — отдай назад — два!

Пётр (Перчихину). Послушай, — брось болтать! Пойдём ко мне...

Перчихин. Не люблю я тебя, Пётр! Гордый ты человек... пустой ты! И ничего ты не знаешь... Что такое канализация? Ага! А мне рассказали, брат...

Пётр тянет его за рукав.

Не тронь, постой...

Нил (Петру). Не трогай его... оставь!

Бессемёнов (Нилу). Ты что тут — собак травишь? а?

Нил. Нет, я хочу понять — в чём дело? В чём виноват Перчихин? За что его выгнали?.. При чём здесь Поля?

Бессемёнов. Ты меня допрашиваешь?

Нил. А если вас — так что ж? Вы — человек, — я тоже...

Бессемёнов (бешено). Нет, ты не человек... ты — яд! Ты — зверь!

Перчихин. Ш-ш! Тихо! Надо тихо, по совести...

Бессемёнов (Поле). А ты — ехидна! Ты — нищая!..

Нил (сквозь зубы). Вы не кричите!..

Бессемёнов. Что? Вон! Змеёныш... я тебя вскормил от пота-крови...

Татьяна (из своей комнаты). Папаша! Папа!

Пётр (Нилу). Ну? Дождался? Эх, ты... стыдился бы!

Поля (негромко). Не... не смейте на меня кричать! Я не раба вам... не можете вы обижать всех... И — вы скажите — за что отца выгнали?

Нил (спокойно). Я тоже требую... здесь не сумасшедшие живут... надо отвечать за свои поступки...

Бессемёнов (тише, сдерживаясь). Уйди, Нил, от греха... уйди! Смотри... ты — выкормок мой... которого я воспитал...

Нил. Не корите меня вашим хлебом! Я отработал всё, что съел!

Бессемёнов. Ты... душу мне сожрал... разбойник — ты!..

Поля (берёт Нила за руку). Идём отсюда!

Бессемёнов. Иди... ползи, змея! Ты всё... из-за тебя... ты дочь ужалила... его теперь... проклятая... из-за тебя дочь моя...

Перчихин. Василь Васильич! Тихо! По совести!

Татьяна (кричит). Отец! Неправда! Пётр — что же ты? (Является в дверях своей комнаты и, беспомощно протягивая руки, выходит на средину.) Пётр, не нужно этого! О боже мой! Терентий Хрисанфович! Скажите им... скажите им... Нил! Поля! Ради бога — уйдите! Уходите! Зачем всё это...

Все бестолково суетятся. Тетерев, скаля зубы, медленно встаёт со стула. Бессемёнов отступает пред дочерью. Пётр подхватывает сестру под руку и растерянно смотрит вокруг.

Поля. Идём!

Нил. Хорошо! (Бессемёнову.) Ну, мы уходим... вот! Мне жаль, что всё вышло так громко.

Бессемёнов. Ступай, ступай!.. Уводи её...

Нил. Я уж не ворочусь...

Поля (громко, дрожащим голосом). Винить меня в таком... винить за Таню... разве можно? Тут разве я виновна? Бесстыдник вы...

Бессемёнов (бешено). Уйдёшь ты?!

Нил. Тише!

Перчихин. Ребята, — не сердитесь! Надо — кротко...

Поля. Прощайте! Иди, отец!

Нил (Перчихину). Идём!

Перчихин. Не-ет, я с вами не хочу... мне не рука... я — сам по себе... Терентий! Я сам — один... Моё дело — чистое...

Тетерев. Идём ко мне...

Поля. Иди! Иди же, пока не гонят...

Перчихин. Нет... я не пойду... Терентий, — мне с ними не рука! Я понимаю...

Пётр (Нилу). Да уходите вы... чёрт побери!..

Нил. Иду... прощай... какой однако ты...

Поля. Идём, идём...

Уходят.

Бессемёнов (кричит им вслед). Ворoтитесь! Поклoнитесь...

Пётр. Оставь, отец! Будет...

Татьяна. Папаша! Милый мой... не надо кричать...

Бессемёнов. Постойте... Погодите...

Перчихин. Ну, вот... теперь ушли... И хорошо! Пускай их!..

Бессемёнов. Сказать бы мне им на прощанье: злодеи! Кормил, поил... (К Перчихину.) Ты, старый чёрт! Дурак! Пришёл, забормотал... чего тебе надо? чего?

Пётр. Папаша! Будет...

Перчихин. Василь Васильич! Не кричи... я тебя уважаю, чудак ты! Глупый я — верно! Но я понимаю... кто куда...

Бессемёнов (садится на диван). Я... потерял мысли. Не понимаю... Что вышло? Вдруг... как летом, в сушь, пожар... Одного — нет... говорит — не ворочусь... Ишь как просто! Ишь ты как... Нет... я этому поверить не могу...

Тетерев (Перчихину). Ну, что ты тут? Зачем ты?

Перчихин. Для порядка... я, брат, рассуждаю просто... Раз-два! Больше никаких! Она мне дочь? Очень хорошо... Значит, — должна она — (Вдруг замолчал.) Плохой я отец... и ничего она не должна... пусть её живёт, как хочет! А Таню мне жалко... Таня... мне жалко тебя... Мне, братцы, всех вас жалко! Эхма!.. Ведь ежели по совести сказать — все вы дураки!..

Бессемёнов. Молчи ты...

Пётр. Таня! Елена Николаевна ушла?

Елена (из комнаты Татьяны). Я здесь... Лекарство приготовляю...

Бессемёнов. Мысли у меня спутались... ничего не понимаю! Неужто Нил... так и уйдёт?

Акулина Ивановна (входит, беспокойно). Что случилось? Нил с Палагеей в кухне там... а я была в чулане...

Бессемёнов. Ушли они?

Акулина Ивановна. Нет... зовут Перчихина... Палагея говорит, скажите, говорит, отцу... а губы у неё дрожат. Нил, всё равно как пёс, — рычит... что такое?..

Бессемёнов (вставая). А вот сейчас... вот я пойду...

Пётр. Отец, — не надо! Не ходите...

Татьяна. Папаша! Пожалуйста... не надо...

Бессемёнов. Чего — не надо?

Акулина Ивановна. Да что такое?

Бессемёнов. Ты понимаешь... Нил уходит... совсем...

Пётр. Ну, что же в том? Уходит и — прекрасно... Зачем он вам? Он женится... он хочет жить своей семьей...

Бессемёнов. А! Так разве... я-то, я — чужой ему?

Акулина Ивановна. Чего ты беспокоишься, отец? Бог с ним! Пускай уходит... У нас свои дети есть... Перчихин — ты чего же? Иди!

Перчихин. Мне с ними — не по дороге...

Бессемёнов. Нет... тут не то совсем... уходишь — уходи! Но — как? Как он ушёл... Какими глазами глядел на меня?..

Елена выходит из комнаты Татьяны.

Тетерев (берёт Перчихина под руку и ведёт за собой к двери). Пойдём зубровки хватим по рюмке...

Перчихин. Эхма, божья дудка! Сурьёзный ты...

Уходят.

Бессемёнов. Я знал, что он от нас уйдёт... ну, только — разве так? А эта... эта... кричит! Подёнщица, девчонка... пойду, поговорю им...

Акулина Ивановна. Э, полно‑ка, отец! Они — чужие нам люди! Что их жалеть? Ушли и — ладно!

Елена (Петру негромко). Идёмте ко мне...

Татьяна (Елене). И я... возьмите и меня!..

Елена. Идём... идёмте...

Бессемёнов (услышал её зов). Куда?

Елена. К себе... ко мне!

Бессемёнов. Кого зовёте-с? Петра?

Елена. Да... и Таню...

Бессемёнов. Таня — ни при чём! А Петру ходить к вам... не надо!

Пётр. Позволь, отец! Я... не мальчик! Я пойду или не пойду...

Бессемёнов. Не пойдёшь!

Акулина Ивановна. Петя! Уступи отцу! Эй, уступи...

Елена (возмущённо). Позвольте, Василий Васильевич!

Бессемёнов. Нет, уж вы позвольте! Хотя вы люди и образованные... хотя вы потеряли совесть... и никого не уважаете...

Татьяна (истерически кричит). Папаша! Перестаньте...

Бессемёнов. Молчи! Когда ты не хозяйка своей судьбы — молчи... постой! Куда?

Елена идёт к двери.

Пётр (бросаясь за нею, хватает её за руку). Позвольте! На минутку... нужно сразу... нужно объясниться...

Бессемёнов. Нужно меня выслушать. — Сделайте мне милость, — выслушайте! Дайте мне понять — что такое?

Входит Перчихин, сияющий и весёлый, за ним Тетерев тоже с улыбкой на лице. Они останавливаются у двери, переглядываются. Перчихин подмигивает на Бессемёнова и махает рукой.

Все куда-то уходят... без всякого объяснения намерений... зря... обидно и беспутно! Куда ты можешь идти, Пётр? Ты... что ты такое? Как ты хочешь жить? Что делать?

Акулина Ивановна всхлипывает. Пётр, Елена и Татьяна стоят все трое плотной группой пред Бессемёновым, при его словах: «Куда ты можешь идти» — Татьяна отходит в сторону к столу, где стоит мать. Перчихин знаками показывает что-то Тетереву, трясёт головой, взмахивает руками, как бы шугая птиц.

Я имею право спрашивать... ты — молод, ты ещё — глуп! Я — пятьдесят восемь лет растягивал жилы мои в трудах ради детей...

Пётр. Я слышал это, отец! Я сотни раз...

Бессемёнов. Стой! Молчи!

Акулина Ивановна. Ах, Петя, Петя...

Татьяна. Мамаша, вы... ничего не понимаете!

Акулина Ивановна трясёт головой.

Бессемёнов. Молчи! Какие ты слова можешь сказать? На что укажешь? Нет ничего...

Пётр. Отец! Ты мучаешь меня! Что тебе нужно? Что ты хочешь?

Акулина Ивановна (вдруг громко). Нет, стой! И у меня есть сердце... и я имею голос! Сыночек! Что делаешь? Что затеял? Кого спросил?

Татьяна. Это ужасно! Это какая-то тупая пила. (Матери.) Вы рвёте душу... тело...

Акулина Ивановна. Это мать — пила? Мать?

Бессемёнов. Старуха, погоди! Вот он... дай ему сказать...

Елена (Петру). Ну, будет! Я больше — не могу... я ухожу...

Пётр. Постойте... ради бога! Сейчас всё будет ясно...

Елена. Нет — это сумасшедший дом! Это...

Тетерев. Елена Николаевна, — уйдите! Пошлите их всех к чёрту!

Бессемёнов. Вы, господин! Вы...

Татьяна. Да кончится ли это? Пётр, уйди!

Пётр (почти кричит). Отец... смотри! Мать... вот — это моя невеста!

Пауза. Все смотрят на Петра. Потом Акулина Ивановна всплескивает руками и в ужасе смотрит на мужа, Бессемёнов — точно его оттолкнули — подаётся всем телом назад и наклоняет голову. Татьяна, тяжело вздохнув, медленно, с опущенными вдоль тела руками, идёт к пианино.

Тетерев (вполголоса). Ловко выбрал время...

Перчихин (выступая вперёд). Ну, вот и всё! Вот оно... все разлетаются! Айда, ребятишки, лети из клетки, как птицы в благовещенье...

Елена (вырывая руку из руки Петра). Пустите! Я не могу...

Пётр (бормочет). Теперь всё ясно... Сразу...

Бессемёнов (кланяясь сыну). Н-ну, спасибо, сынок... за радостное известие...

Акулина Ивановна (с плачем). Погубил ты себя, Петенька! Да разве она... она пара...

Перчихин. Она? Петру? Да... что ты! Старуха! Да — чего он сто́ит?

Бессемёнов (Елене медленно). Спасибо и вам, барыня! Теперь, стало быть, — пропал он! Ему бы учиться... а теперь... ловко! Хоть я это и чувствовал... (Злобно.) Поздравляю вас с добычей! Петька! Нет тебе благословенья! А ты... ты... поймала? Украла? Кошка... парш...

Елена. Вы не смеете!..

Пётр. Отец! Ты... безумный!

Елена. Нет, стойте! Да, это верно! Да, я сама взяла его у вас, сама! Я сама... я первая сама сказала ему... предложила жениться на мне! Вы слышите? Вы, филин? Слышите?.. Это я вырвала его у вас! Мне — жалко его! Вы его замучили... вы ржавчина какая-то, не люди! Ваша любовь — это гибель для него! Вы думаете — о, я знаю! — вы думаете, — для себя я сделала это? Ну, думайте... ох! как я вас ненавижу!

Татьяна. Лена! Лена! Что ты?

Пётр. Елена... идёмте!

Елена. Знаете, я ещё, может быть, — не обвенчаюсь с ним! Вы рады, да? О, это очень может быть! Вы — не пугайтесь прежде время! Я буду так, просто жить с ним... без венца... но вам — не дам его! Не дам! Вы — более его не станете мучить, нет! И он не придёт к вам — никогда! Никогда! никогда!

Тетерев. Виват! Виват, женщина!

Акулина Ивановна. Ах, батюшки! Отец... что это! Отец...

Пётр (толкая Елену к двери). Иди... Идите... уходите...

Елена, уходя, увлекает Петра за собой.

Бессемёнов (беспомощно оглядываясь). Вот как?.. (Вдруг громко и быстро, одним резким звуком.) Полицию зови! (Топая ногами.) Долой с квартиры! Завтра же... ах ты!..

Татьяна. Папаша! Что вы?

Перчихин (удивлённый, ничего не понимая). Василь Васильич! Голубь! Что ты это? Чего кричишь? Тебе бы радоваться надо...

Татьяна (подходя к отцу). Послушайте...

Бессемёнов. А, ты! Ты ещё... осталась! Чего ты не уходишь? Уходи и ты... Не с кем? Некуда? Прозевала?

Татьяна, отшатнувшись, отходит быстро к пианино. Акулина Ивановна, растерянная и жалкая, бросается к ней.

Перчихин. Василь Васильич, — брось! Подумай! Учиться Пётр теперь не будет... на что ему?

Бессемёнов тупо смотрит в лицо Перчихина и кивает головой.

Жить — есть на что ему. Ты денег накопил... Жена — малина-Баба... а ты — кричишь, шумишь! Чудак, опомнись!

Тетерев хохочет.

Акулина Ивановна (воет). Все покинули! Бросили!

Бессемёнов (оглядываясь). Молчи, мать! Воротятся... не смеют!.. Куда пойдут? (Тетереву.) Ты что тут скалишь зубы? Ты! Язва! Дьявол! Долой с квартиры! Завтра же — долой! Вас шайка целая...

Перчихин. Василь Васильич!..

Бессемёнов. Прочь, ты! Несчастный... бродяга...

Акулина Ивановна. Таня! Танечка! Милая моя! Хворая ты, несчастная! Что будет?

Бессемёнов. Ты, дочка, всё знала... ты знала всё... молчала! Заговор против отца? (Вдруг как бы испугавшись.) Ты думаешь... не бросит он её? бабёнку эту? Распутницу... в жёны! Мой сын... проклятые вы люди! Несчастные... беспутные!

Татьяна. Оставьте меня! Не дайте мне... возненавидеть...

Акулина Ивановна. Доченька! Неудачливая ты моя! Замучили! Всех нас замучили... за что?

Бессемёнов. А кто? Всё Нил, разбойник... подлец! И сына он смутил... И дочь страдает! (Увидав Тетерева, стоящего у шкафа.) Ты, оборванец, что? Ты что тут? Вон с квартиры!

Перчихин. Василь Васильич! Его за что? Ах ты... с ума свихнулся, старик!

Тетерев (спокойно). Не кричи, старик! Всего, что на тебя идёт, ты не разгонишь... И — не беспокойся... Твой сын воротится...

Бессемёнов (быстро). Ты... ты почём знаешь?

Тетерев. Он не уйдёт далеко от тебя. Он это временно наверх поднялся, его туда втащили... Но он сойдёт... умрешь ты, — он немножко перестроит этот хлев, переставит в нём мебель и будет жить, — как ты, — спокойно, разумно и уютно...

Перчихин (Бессемёнову). Видишь? Чудак! Горячка! Человек тебе добра желает... ласковые слова говорит для твоего покою... а ты — орёшь! Терентий — он, брат, мудрый человек...

Тетерев. Он переставит мебель и — будет жить в сознании, что долг свой перед жизнью и людьми отлично выполнил. Он ведь такой же, как и ты...

Перчихин. Две капли воды!

Тетерев. Совсем такой... труслив и глуп...

Перчихин (Тетереву). Постой! Ты что?

Бессемёнов. Ты... говори, а не ругайся... как смеешь!

Тетерев. И жаден будет в своё время и так же, как ты, — самоуверен и жесток.

Перчихин удивлённо глядит в лицо Тетерева, не понимая — утешает он старика или ругает его. На лице Бессемёнова — тоже недоумение, но речь Тетерева интересна ему.

И даже несчастен будет он вот так же, как ты теперь... Жизнь идёт, старик, кто не поспевает за ней, тот остаётся одиноким...

Перчихин. Чу? Слышишь? Стало быть, — всё идёт, как надо... а ты сердишься!

Бессемёнов. Постой, отвяжись!

Тетерев. И так же вот несчастного и жалкого сына твоего не пощадят, скажут ему правду в лицо, как я тебе говорю: «Чего ты ради жил? Что сделал доброго?» И сын твой, как ты теперь, не ответит...

Бессемёнов. Да... ты вот говоришь тут... ты всегда складно говоришь! А что в душе? Нет, я тебе не верю! И — всё-таки — съезжай с квартиры! Будет... терпел я вас — довольно! И ты тоже... многое тут внушил... вредное мне...

Тетерев. Эх, кабы я! Но нет, не я... (Уходит.)

Бессемёнов (встряхивая головой). Ну... будем терпеть... ладно! Будем ждать... Всю жизнь терпели... ещё будем терпеть! (Идёт в свою комнату.)

Акулина Ивановна (бежит вслед за мужем). Отец! Милый ты мой! Несчастные мы! За что нас детки-то? За что казнили? (Уходит в свою комнату.)

Перчихин стоит посредине и недоумевающе моргает. Татьяна дикими глазами озирается вокруг, сидя на стуле у пианино. Из комнаты стариков доносится глухой говор.

Перчихин. Таня! Тань...

Татьяна не смотрит на него, не отвечает.

Таня! Из-за чего они — которые разбежались, которые — плачут? А? (Смотрит на Татьяну, вздыхает.) Чудаки! (Смотрит на дверь в комнату стариков, идёт по направлению в сени, качая головой.) Пойду и я к Терентью... Чудаки!

Татьяна, медленно сгибаясь, облокачивается на клавиши. В комнате раздаётся нестройный, громкий звук многих струн и — замирает.

Занавес

---

Действие 4 (продолжение)
Пьеса «Мещане» М. Горький

« Действие 4 (начало)

«Мещане» »