Глава XXVI. Квартал негров

У конюшен встретило меня ржанье моей лошади. Сципиона там не оказалось.

Должно быть, он занят другим делом, подумал я; может быть, побежал встречать экипаж своей госпожи. Что за важность! Я не стану его звать, лошадь не расседлана, а взнуздать ее я могу и сам. Жаль только, что Сципион не получит приготовленной ему четверти доллара!

Проворно надел я коню удила и уздечку, потом вывел его во двор, прыгнул в седло и поехал.

Тропинка, по которой я следовал, пролегала вблизи квартала негров, а потом вела полями в рощи кипарисов и тополей, составлявших задний план той местности. Попав в них, я мог выбраться поперечной дорогой на шоссе вдоль береговой плотины. Мне случалось и раньше ездить этим путем, который я знал теперь хорошо.

Квартал негров был удален приблизительно ярдов на двести от главного здания плантации и состоял из пятидесяти или шестидесяти хижинок. Выстроенные очень опрятно, они тянулись двумя ровными рядами, разделенными широкой дорогой. Каждая хижинка служила точной копией своей соседки. Перед каждой из них росли магнолия или красивое померанцевое дерево, зеленая листва которого с душистым цветом давала тень негритянской детворе, валявшейся целыми днями в песке. Тут были ребятишки всех возрастов, начиная от крохотных малышей до порядочно уже больших сорванцов, и всех колеров, от белизны квартеронов до черноты бамбарских негров, на коже которых «уголь сделал бы белую отметку», если верить американской остроте сомнительного свойства. Пыль, покрывавшая эти маленькие существа, была единственным препятствием, мешавшим судить о цвете их тела, одутловатого и голого, от курчавой головы до круглых пяток. Они валяются по земле, эти маленькие проказники, черные или желтые, играя с кусками сахарного тростника, дынными корками, колосьями кукурузы, и так же беззаботно веселы, так же счастливы, как маленькие лорды у себя в комнатах с мягкими коврами, окруженные самыми дорогими игрушками.

Войдя в квартал негров, нельзя не заметить высоких шестов или камышовых тростей, водруженных перед большею частью хижинок, с крупными желтыми бутылочными тыквами, надетыми на их верхушку и просверленными сбоку. Это жилища красных стрижей (hirundopurpurea), самых красивых американских ласточек, чрезвычайно любимых неграми, как они были любимы, задолго до них, краснокожими аборигенами.

Бросаются также в глаза висящие по стенам хижин фестоны из стручков перца, красных и зеленых, нанизанных концами один на другой, и вдобавок, там и сям, пучки сухих трав, которым приписывается какое-нибудь особенное целебное свойство в фармакологии чернокожих. Все это собственность тетки Фебы, или тетки Клеопатры, или бабушки Филлиды. А восхитительные кушанья, которые умеет приготавливать каждая из них с этим красным или зеленым перцем, с примесью каких-нибудь приправ, добытых с огорода позади хижины, способны заставить облизнуться любого эпикурейца.

На стенах хижин красуются иногда, кроме пряностей, трофеи из животного царства: шкура зайца, енота, опоссума или серой лисицы, а также мускусной крысы; реже — дикой кошки болот. Владелец хижины, к стене которой прибита шкура этого животного, есть Немврод минуты, потому что дикая кошка представляет собою одного из самых редких и благородных пушных зверей в фауне Миссисипи. Здесь не встретишь ни шкуры пантеры (кугуара), ни шкуры лося. Хотя оба они и водятся в соседнем лесу, но это слишком крупная дичь для охотника-негра, которому не разрешается употребление ружья. Более мелкие породы, упомянутые нами выше, можно ловить, не прибегая к огнестрельному оружию, и шкуры, развешенные вдоль хижин, представляют добычу многих охотничьих набегов, предпринятых при лунном свете каким-нибудь Цезарем, Сципионом или Помпеем. Судя по номенклатуре обитателей негритянского квартала, можно подумать, что находишься в Риме или Карфагене.

Однако этим великим людям никогда не доверяют такого опасного оружия, как ружье. Успешной охотой они обязаны лишь своей ловкости; оружие их: палка, топор и собака смешанной породы. Этих собак можно видеть валяющимися тут же в песке, посреди ребятишек, с таким же ребяческим удовольствием. Но охотничьи трофеи, покрывающие стены, служат не пустыми украшениями. Нет, они разложены здесь для сушки и вскоре уступят место другим, так как их продажа происходит беспрерывно. Когда дядя Цезарь, или Сципион, или Аннибал, или Помпей наряжается в красивое воскресное платье и идет в деревню, он непременно берет с собой свой запас пушнины. Там купец предложит ему пик¹ за шкурку мускусной крысы, бит² за енота и четверть доллара за лисицу или дикую кошку; на эти деньги наши охотники могут купить четырем теткам, оставшимся дома, много чего вкусного, что не входит обычно в состав пайка, в виде риса и свинины, выдаваемых невольникам на плантациях.

Это одна из маленьких особенностей домашней экономии в негритянском квартале.

Вступив в деревеньку (потому что квартал негров на большой плантации заслуживает вполне такого названия), немедленно поражаешься этими мелкими подробностями. Они — выдающиеся пункты картины.

Замечаешь также дом смотрителя, стоящий особняком, или, как было на плантации Безансон, на краю двойного ряда хижин, против главной аллеи. Этот дом отличается, конечно, более затейливой архитектурой; он важничает своими зелеными жалюзи, своими двумя этажами и сенями. Его окружает изгородь, увитая зеленью, чтобы преградить туда доступ детям; но боязнь плетки из воловьей кожи делает почти излишним это заграждение.

Приближаясь к кварталу, я был поражен его особенным характером: дом смотрителя, господствовавший над скромными хижинами, которые он как будто стерег и защищал, напомнил мне наседку с выводком цыплят.

Время от времени крупные пурпуровые ласточки быстро рассекали воздух или садились у входа своих тыквенных домиков и весело чирикали свое звонкое «уить! уить! уить!» Бальзамический запах померанцев и магнолий пропитывал воздух на далеком расстоянии.

Продвигаясь ближе, я мог различить гул человеческих голосов: мужчины, женщины, дети горланили с акцентом, свойственным африканцам. Я воображал, что маленькая община находилась в том состоянии, в каком мне случалось уже наблюдать ее раньше: мужчины и женщины за различными занятиями; некоторые отдыхают от трудов (потому что час полевых работ прошел), сидят перед своими хижинами, в тени своего дерева, или же, собравшись кучками, весело разговаривают между собой; другие, расположившись у своего порога, чинят силки и рыболовные снасти для ловли крупной кошки и разной рыбы; третьи колют дрова, взятые из общей кучи, и заставляют ребятишек таскать их в хижины, где мать семейства принимается стряпать ужин. Я размышлял о патриархальном колорите этой сцены и был расположен умилиться ею.

— Какая прелестная простота! — думалось мне.

Чу! Громкий возглас! Да это крик!

Веселый? Нет, напротив, страдальческий; это вопль агонии. Гул других голосов, доносившийся до меня с перерывами, разрастался до глухого, зловещего рокотанья, сопровождающего обычно всякое необычайное событие.

Новый крик агонии, громче и протяжнее прежнего. Он доносится из квартала негров. Что там происходит?

Пришпорив лошадь, я помчался галопом по направлению к хижинам.

¹ пикейюна, мелкая монета незначительной стоимости.

² испанский реал.

Глава 26. Квартал негров
«Квартеронка». Майн Рид