Глава четырнадцатая. Южный полюс

---

Я побежал на палубу.

Да, море было свободно! Только кое-где плавали льдины, виднелись айсберги, вдали расстилалось огромное водное пространство. В воздухе кружилось бесчисленное множество птиц, а под волнами кишели рыбы. Море в зависимости от глубины переливалось от яркого голубого цвета до оливкового. Термометр показывал 3° ниже нуля по Цельсию. По эту сторону льдов была, можно сказать, весна!

— Мы у полюса? — спросил я капитана с замиранием сердца.

— Не знаю, — сказал капитан. — В полдень установим координаты.

— А как вы думаете, солнце покажется? — спросил я, глядя на серое облачное небо.

— Если оно покажется только на секунду, этого будет достаточно, — ответил капитан.

В десяти милях к югу от «Наутилуса» возвышался метров на двести одинокий островок. Мы направились прямо к этому островку, но шли очень осторожно. Море было совершенно незнакомое и, возможно, усеяно подводными рифами.

Через час мы достигли островка. Через два часа мы уже его обогнули. Он имел от четырех до пяти миль в окружности. Узкий пролив отделял его от земли. Границ этой земли не было видно, и потому мы не могли определить, что это — остров или материк.

— Маури, должно быть, прав!

Американский ученый Маури заметил, что между Южным полюсом и шестидесятой параллелью море покрыто плавучими льдинами громадных размеров, чего не встречается в северной Атлантике. Из этого факта он вывел заключение, что в зоне Южного полярного круга находится большая земля, так как сплошные льды образуются не в открытом море, а только у берегов. По его расчетам, ледяной массив, окружающий Южный полюс, достигает в ширину четырех тысяч километров.

«Наутилус», опасаясь сесть на мель, остановился в трех кабельтовых от берега, над которым возвышались живописные скалы.

Шлюпка была спущена на воду. Капитан, двое матросов, Консейль и я сели в шлюпку и направились к берегу. Было десять часов утра.

Я не раз оглядывался, надеясь увидеть Неда Ленда, но он не показывался. Вероятно, Ленд сердился, что его прогноз не оправдался и мы все-таки пришли к полюсу.

Шлюпка быстро пристала к берегу. Консейль хотел вы прыгнуть на землю, но я удержал его.

— Капитан, — сказал я, — вам первому следует ступить на эту землю!

— Да, профессор, — отвечал капитан, — и я нисколько не колеблюсь, потому что до сих пор человеческая нога еще не ступала на полярные земли!

Сказав это, он легко спрыгнул на песок. Я видел, что капитан взволнован.

Он быстро взобрался на утес, возвышавшийся на оконечности мыса, встал, скрестив руки, и огляделся вокруг. Фигура его выглядела очень величественно на этой высоте. Минут пять он молча осматривался, потом обратился ко мне.

— Выходите, профессор! — крикнул он.

Я тотчас же вместе с Консейлем вышел на берег.

Почва представляла собой красноватый туф, издали казалось, что она усыпана толченым кирпичом. Повсюду виднелись ручьи лавы, шлак и пемза, указывавшие на ее вулканическое происхождение. В некоторых местах я заметил дымовые фонтанчики, от которых пахло серой, — это обстоятельство доказывало, что подземный огонь еще не потух. Однако, взобравшись на высокий утес и пристально оглядываясь вокруг, я не увидел ни одного вулкана.

Известно, что Джеймс Росс нашел два действующих вулкана — Эребус и Террор — на сто шестьдесят седьмом меридиане и на 77°322 широты.

Растительность этого материка показалась мне очень бедной. Некоторые мхи и лишайники из рода Usnea melanoxantha стлались по черным скалам. Были здесь еще микроскопические растеньица, примитивные диатомеи, зажатые между камнями, и длинные пурпурные и алые водоросли, вероятно, занесенные сюда волнами и выброшенные на берег прибоем.

Берег был усеян моллюсками, мелкими ракушками, морскими блюдечками, сердцевидками и особенно продолговатыми клионами, у которых голова состоит из двух округленных лопастей. Здесь я увидел целые мириады северных клионов, бесчисленное множество которых кит может проглотить за один раз. Эти прелестные крылоногие, словно морские бабочки, оживляли прибрежные воды.

Кое-где виднелись древовидные кораллы, которые, по наблюдениям Джеймса Росса, живут в южных морях на глубине до тысячи метров, потом маленькие восьмилучевые кораллы — альционарии, множество красновато-бурых астериасов, свойственных этому климатическому поясу, и других морских звезд.

Но где кипела жизнь, так это в воздухе. Тысячи птиц летали, порхали, кружились и оглушали нас своими криками. Пингвины тучами покрывали скалы, нисколько не пугаясь нашего присутствия и бесцеремонно разгуливая около нас. Легкие и проворные в воде, но неуклюжие и тяжелые на суше, они неугомонно издавали странные крики, скучивались в стаи, но держались смирно.

Среди птиц я заметил куликов из семейства белых ржанок, величиной с голубя, белоснежных, с коротким коническим клювом, глаза у них обведены красным ободком. Консейль наловил несколько таких птичек, их мясо, если его хорошо приготовить, очень вкусно.

В воздухе мелькали альбатросы, у которых ширина распростертых крыльев равнялась трем с половиной метрам, буревестники-великаны, с выгнутыми дугой крыльями, большие охотники до тюленей, снежные буревестники с серыми ногами и целое полчище глупышей — и белых, с коричневой каймой на крыльях, и голубых, свойственных островам Антарктики. Эти последние до того «маслянисты», что жители Фарерских островов привязывают к убитой птице фитиль и зажигают, как светильник.

— Еще бы немного, — сказал Консейль, которому я рассказал об этом, — и из них были бы настоящие лампы. Впрочем, нельзя же требовать, чтобы они выводились с фитилем.

Отойдя на полмили от берега, мы увидели, что вся земля совершенно усеяна гнездовыми ямками антарктических пингвинов. Капитан Немо потом устроил на них охоту, потому что их черное мясо очень недурно. Крик пингвинов чрезвы чайно напоминает ослиное гиканье. Они высотой до семидесяти сантиметров, аспидного цвета, с белым брюхом и желтым ободком вокруг шеи. Эти птицы позволяли убивать себя камнями, нисколько не стараясь убежать.

Туман все не рассеивался. Было уже одиннадцать часов, а солнце еще не показывалось. Это очень меня беспокоило. Какие же могли быть наблюдения без солнца? Как узнать, у полюса мы или еще нет?

Я подошел к капитану Немо. Он стоял, облокотясь на обломок утеса, и глядел на небо. Он казался взволнованным и недовольным. Но что же делать? Надо покориться! С солнцем капитан Немо не мог справиться так, как он повелевал морской стихией.

Наступил и полдень, а дневное светило все не показывалось. Нельзя даже было определить высоту солнца из-за густого занавеса облаков. Вскоре пошел снег.

— До завтра! — коротко сказал капитан Немо.

Мы возвратились на «Наутилус».

Во время нашего отсутствия были закинуты сети, и я с большим интересом стал рассматривать пойманных рыб.

Антарктические моря служат местом миграции множества рыб, которые приплывают сюда, спасаясь от бурь более низких широт, чтобы попасться на зуб дельфинам и моржам.

Я заметил несколько южных бычков длиной в дециметр, белых с синеватыми поперечными полосками, снабженных маленькими колючими шипами. Были здесь и антарктические иглы длиной три фута, белокожие, гладкие, с серебристым отливом, голова у них округленная, и морда оканчивается трубой, или хоботом, который загибается ко рту, на спине три плавника.

Я потом попробовал их есть, но нашел, что они очень безвкусны, несмотря на уверения Консейля, что лучшего блюда не найти.

Снежная буря продолжалась до следующего утра. На палубе невозможно было оставаться. Я писал в салоне и слышал оттуда крики буревестников и альбатросов. «Наутилус», впрочем, не стоял на месте: он двигался вдоль берега и прошел еще около десяти миль к югу. Кругом царствовала полутьма или, лучше сказать, полусвет.

На следующий день, 20 марта, метель утихла, снег перестал идти, и стало немного холоднее. Термометр показывал два градуса ниже нуля. Туман поднялся, и я начал надеяться, что наконец можно будет установить наши координаты.

Капитан не выходил из своей каюты, но шлюпка была к нашим услугам. Мы с Консейлем сели в нее и благополучно переправились на берег.

Почва здесь была такая же, то есть вулканического происхождения. Повсюду видны были следы лавы, шлаки, базальты. Но кратера и здесь я не заметил, хотя тщательно осматривался.

Как и на острове, мириады птиц оживляли суровую местность. Кроме птиц мы увидели целые стада морских млекопитающих, которые глядели на нас кроткими, спокойными глазами. Это были различные виды тюленей. Одни лежали на земле или на льдинах, прибитых к берегу прибоем, другие входили в море или выползали из него. Они не пугались и не убегали при нашем приближении: видно было, что они не имели никаких дел с человеком.

— Сколько их! — сказал я Консейлю. — Можно нагрузить сотню промысловых судов!

— Их честь это справедливо изволили сказать, — отвечал Консейль. — Счастье, что Нед Ленд не пошел с нами!

— Почему же счастье, Консейль?

— Потому что он всех бы перебил, с позволения их чести.

— Всех не всех, Консейль, но многих он бы перебил, в этом нет сомнения. Капитан был бы недоволен, потому что он не любит проливать напрасно кровь безвредных животных.

— По-моему, капитан прав, с позволения их чести.

— Разумеется, прав, Консейль. Послушай, ты еще не классифицировал эти образчики морской фауны?

— Их чести известно, что я не очень-то силен на практике… Пусть их честь назовут мне этих животных…

— Это тюлени, моржи.

— Два рода, принадлежащие к отряду ластоногих, — поспешно ответил ученый Консейль, — к отделу плотоядных, к подклассу чревосумчатых, к классу млекопитающих, к типу позвоночных.

— Отлично, Консейль! Но роды разделяются на виды, и, если я не ошибаюсь, мы здесь найдем образцы для изучения. Пойдем вперед!

Было восемь часов утра. У нас еще оставалось четыре часа до полудня. Я надеялся, что в полдень можно будет определить, где мы находимся.

Мы направились к огромной бухте, врезавшейся в крутой гранитный берег.

Все вокруг было населено морскими млекопитающими. Я невольно искал глазами старого Протея, мифологического пастуха, который стерег Нептуновы стада.

Больше всего тут было тюленей. Они располагались группами; самцы заботливо оберегали свое семейство, самки кормили детенышей, а некоторые подростки играли или лежали в нескольких шагах от родителей.

Когда эти млекопитающие хотели перейти с места на место, они передвигались маленькими неуклюжими прыжками, плавники у них плохо развиты. Тюлени отлично плавают, а лежа на берегу, принимают очень грациозные позы. Древние за кроткое выражение их прекрасных бархатистых глаз, грациозные движения и позы превратили их в мифологических тритонов и сирен.

— Посмотри, как развиты у них мозговые полушария! — сказал я Консейлю. — Ни у одного млекопитающего, кроме человека, нет столько мозга, как у тюленей. Они очень смышленые животные, их легко можно приручить. Некоторые натуралисты полагают, что если их хорошенько выдрессировать, так они бы могли оказывать большие услуги в рыбной ловле.

Большая часть тюленей спала на камнях или на песке. Между этими обыкновенными тюленями, у которых нет наружного уха, я заметил разновидности длиной три метра, с белой шерстью, голова у них напоминает голову бульдога, челюсти усажены десятью зубами — по четыре резца сверху и снизу и два больших клыка.

Между тюленями попадались северные морские слоны, с коротким и подвижным хоботом; это великаны, имеющие более пяти метров в длину, а окружность их равняется двадцати футам. При нашем приближении они даже не шевельнулись.

— Что, эти животные опасны? — спросил Консейль.

— Нет, не опасны, если только их не трогать. Когда тюлень защищает своих детенышей, то он опасен. В таком случае нередко разбивает в щепы рыбачье судно.

— Он, с позволения их чести, вправе так поступать, — сказал Консейль.

— Я не говорю, что не вправе.

Мы прошли еще мили две. Нам загородил дорогу скалистый мыс, который защищал бухту от южных ветров. Утес стоял над морем отвесно, волны разбивались и пенились у его подножия. За этим утесом слышен был ужаснейший рев, словно там находилось целое стадо жвачных животных.

— Вот тебе на, — сказал Консейль, — быки задают концерт.

— Нет, — отвечал я, — не быки, а моржи.

— Дерутся?

— Дерутся или играют.

— Я желал бы, с позволения их чести, посмотреть на это.

Посмотреть следует…

— Следует, Консейль, следует. Мы посмотрим.

Мы начали взбираться на черноватые скалы. Обледенелые камни были очень скользкими, то и дело обрывались из-под ног и скатывались вниз. Я не раз тоже летел вниз, а потом, потирая ушибленные места, опять карабкался дальше. Консейль был гораздо осторожнее, не падал, приходил мне на помощь и поднимал меня, говоря:

— Если бы их честь потрудились пошире расставлять ноги, так их честь так часто бы не падали.

Наконец мы добрались до вершины, и я увидел обширную снежную равнину, покрытую моржами. Моржи не дрались, а играли, и рев был не гневным, а веселым.

Моржи формой тела и расположением конечностей очень схожи с тюленями, но у них нет ни резцов, ни коренных зубов на нижней челюсти, на верхней челюсти только два клыка — два бивня длиной восемьдесят сантиметров. Эти бивни гораздо крепче слоновых, не так быстро желтеют и очень высоко ценятся. Из-за этих ценных клыков охотятся за моржами с таким усердием, что, вероятно, скоро совершенно их истребят. Безрассудные охотники бьют без разбора и самок и детенышей, каждый год уничтожается более четырех тысяч моржей.

Я мог свободно разглядывать этих животных: они нисколько не беспокоились и близко нас к себе подпускали. Кожа у них морщинистая, толстая, шерсть рыжеватая, короткая и не очень густая. Иные особи были четыре метра длиной. Моржи здесь гораздо беспечнее и смелее северных и не выставляли часовых около своего лагеря.

Наглядевшись на моржей, мы отправились в обратный путь.

Было уже одиннадцать часов. Я, впрочем, не надеялся, что покажется солнце. Облака заволакивали все небо. Казалось, завистливое светило не хотело указать смертным, где находится недоступная точка земного шара.

Мы повернули обратно и по узкой тропинке спустились с утеса. В половине двенадцатого мы уже были у нашей «пристани».

Я тотчас же увидел капитана Немо. Он стоял на базальтовом обломе, астрономические приборы лежали рядом с ним.

Глаза его были устремлены на север.

Я подошел, остановился около него и тоже стал ждать.

Наступил полдень. Солнце не показалось. Установить координаты опять не удалось. Если и завтра солнце не покажется, то придется отказаться от надежды узнать, где мы находимся.

«Сегодня 20 марта! — думал я с волнением. — Сегодня 20 марта! Завтра 21 число, начинается равноденствие, солнце исчезнет на шесть месяцев, и наступит долгая полярная ночь!»

Я не утерпел и высказал свои опасения капитану Немо.

— Вы правы, Аронакс, — ответил капитан Немо, — если и завтра мне не удастся определить высоту солнца, то придется ждать шесть месяцев. Но если завтра в полдень солнце выглянет, мне будет легко сделать вычисления, потому что я буду его делать 21 марта.

— Почему, капитан?

— Потому что когда дневное светило описывает удлиненную спираль, измерить его высоту над горизонтом очень трудно; поэтому может произойти ошибка.

— Что же вы будете делать завтра?

— Я воспользуюсь хронометром. Если завтра, 21 марта, в полдень солнечный диск будет пересечен точно пополам линией горизонта, значит, мы у Южного полюса.

— Однако, — возразил я, — это определение не совсем верно, потому что равноденствие начинается не в самый полдень.

— Разумеется, но мы ошибемся метров на сто, не более.

Это не имеет для нас значения.

Капитан Немо вернулся на корабль, а мы с Консейлем бродили до пяти часов по берегу, наблюдали, рассуждали, классифицировали.

Я нашел яйцо пингвина замечательно большого размера. Любитель редкостей, не задумываясь, дал бы за него тысячу франков. Яйцо это было синего цвета и все испещрено черточками, похожими на иероглифы.

Я вручил его Консейлю, и Консейль благополучно донес его, как драгоценную китайскую вазу, до «Наутилуса». Я поместил это яйцо, с разрешения капитана Немо, в его музее, под стекло вместе с другими редкостями.

Затем мы поужинали с большим аппетитом. На ужин нам была подана тюленья печенка, которая вкусом напоминала свежее свиное сало.

После ужина я лег спать. Но перед сном не хуже любого индуса долгое время взывал к лучезарному светилу, чтобы оно озарило нас своими животворными лучами.

На другой день, 21 марта, я с пяти часов утра вышел на палубу. Капитан Немо уже был там.

— Иногда немного проясняется, — сказал он. — Я надеюсь, что сегодня мы своего добьемся. После завтрака отправимся на берег и выберем пункт для наблюдения.

— Хорошо, капитан, — ответил я.

Я отправился к Неду Ленду и стал звать его с собой. Несмотря на все мои уговоры, упрямый канадец отказался. Он был очень мрачен и озлоблен.

«Впрочем, все к лучшему! — подумал я. — На берегу чересчур много тюленей, и канадец может затеять бойню!» После завтрака я отправился на берег.

«Наутилус» за ночь прошел еще несколько миль. Он теперь стоял в лье от берега, на котором возвышался остроконечный утес высотой четыреста-пятьсот метров.

Мы с капитаном Немо сели в шлюпку, разумеется, захватив с собой нужные приборы, то есть хронометр, подзорную трубу и барометр. Пока мы плыли к берегу, нам встретилось множество китов, принадлежащих к трем видам, свойственным южным морям: обыкновенного кита, у которого нет спинного плавника, горбача с огромными беловатыми плавниками, и коричнево-желтого финвала, известного у англичан как fin back, самого подвижного и проворного из китообразных. Издали можно услышать приближение этого могучего животного, потому что он очень высоко выбрасывает столбы воздуха и пара, которые похожи на столбы дыма.

Целые стада млекопитающих резвились в тихих спокойных водах. Бассейн Южного полюса служил, видимо, убежищем китообразным, которые спасались от ярости охотников.

Я также заметил сальпов, которые тянулись по воде длинными беловатыми цепочками, и огромных медуз, покачивающихся на волнах.

В девять часов мы причалили к берегу. Погода прояснялась. Облака бежали к югу. Туман поднимался с поверхности воды.

Капитан Немо направился прямо к утесу, выбранному им для наблюдений. Всходить на него было очень трудно — повсюду острые осколки лавы, пепла, к этому добавлялся еще и неприятный запах серы.

Капитан Немо быстро и легко взбирался по камням, хотя и говорил, что давным-давно отвык ходить по земле. Его ловкости мог бы позавидовать пиринейский охотник!

Целых два часа мы добирались до вершины. С высоты мы обозревали открытое море. Под нашими ногами расстилались снежные поля ослепительной белизны. Над головой у нас сияло бледно-голубое небо. На севере виден был солнечный диск, наполовину срезанный линией горизонта. Из глубины вод великолепными снопами поднимались сотни фонтанчиков. Вдали стоял «Наутилус», уснувший на волнах. Позади нас, к югу и востоку, лежала необозримая земля с нагромождениями утесов и льдин.

Капитан Немо, поднявшись на вершину, сразу определил высоту утеса над уровнем моря.

В три четверти двенадцатого солнце полностью выплыло из-за горизонта, как золотой шар, и осветило последними лучами уединенный материк и пустынные, никем не посещаемые воды.

Капитан Немо в подзорную трубу наблюдал светило, которое мало-помалу клонилось к горизонту, описывая удлиненную дугу.

Мое сердце учащенно билось. Капитан доверил мне держать хронометр.

Если солнечный диск наполовину закроется в полдень, то мы, значит, на полюсе!

— Полдень! — вскрикнул я. — Двенадцать часов!

— Южный полюс! — торжественно сказал капитан Немо, передавая мне трубу.

Дневное светило перерезалось горизонтом как раз на две равные части!

Я смотрел, как последние лучи солнца озолотили вершину утеса и как тени стали ложиться на его склоны.

В эту минуту капитан Немо положил руку мне на плечо и сказал:

— В 1600 году голландец Геритк, увлекаемый течениями и бурями, достиг 64° южной широты и открыл Южные Шетландские острова. В 1773 году 17 января знаменитый Кук достиг 67°302, а в 1774 году 30 января — 71°152 широты. В 1819 году русский исследователь Беллинсгаузен был на шестьдесят девятой параллели, а в 1821 году — на шестьдесят шестой под 111° западной долготы. В 1820 году англичанин Брансфилд дошел до 65°. В том же году американец Моррел — впрочем, его рассказы подлежат сомнению — открыл свободное от льдов море на 70°142 широты. В 1826 году англичанин Пауэлл не смог из-за льдов перейти 62°. В том же году простой охотник за тюленями, англичанин Уэдделл, поднялся до 72°142 широты на тридцать пятом меридиане и до 74°152 по тридцать шестому. В 1829 году англичанин Форстер открыл Антарктический материк на 63°262 широты и 66°262 долготы. В 1831 году англичанин Биско открыл 1 февраля Землю Эндерби на 68°502, в 1832 году 5 февраля — Землю Аделаиды на 67°, а 21 февраля — Землю Грэм на 64°452 широты. В 1838 году француз Дюмон-Дюрвиль, остановленный сплошными льдами на 62°572 широты, открыл Землю Луи Филиппа. Два года спустя тот же Дюмон-Дюрвиль открыл 21 января на 66°302 Землю Адели и через восемь дней на 64°402 — Землю Клэр. В 1838 году англичанин Уилкс дошел до шестьдесят девятой параллели. В 1839 году англичанин Баллени открыл острова Баллени на границе Южного полярного круга. Наконец, в 1842 году англичанин Джеймс Росс 12 января, плавая на «Эребусе» и «Терроре», открыл Землю Виктории на широте 76°562 и 171°72 восточной долготы. 23 числа того же месяца он был на семьдесят четвертой параллели — самой дальней точке, до которой до тех пор не доходили. 27 января он дошел до 76°82, 28-го — до 77°322, 2 февраля — до 78°42.

В 1842 году он возвратился к 71°, дальше которого не мог пройти. Я, капитан Немо, 21 марта 1868 года дошел до Южного полюса, находящегося на 90° южной широты, и я завладеваю этой частью земного шара!

— От чьего имени завладеваете, капитан?

— От моего собственного!

С этими словами капитан Немо развернул черный флаг, на котором сверкала золотая буква «N». Затем, обращаясь к дневному светилу, которое уже почти скрылось и посылало на землю только слабые лучи, он крикнул:

— Прощай, солнце! Исчезай, лучезарное светило! И пусть полярная ночь покроет мраком мои новые владения!

---

Часть 2.
Глава 14. Южный полюс
Роман «Двадцать тысяч лье под водой» Ж. Верн

« Часть 2. Глава 13

Часть 2. Глава 15 »