Русская и мировая классика Переводы и оригиналы |
Направление «Наутилуса» не менялось. Надежда на возвращение к берегам Европы рушилась. Капитан Немо держал курс на юг.
Куда он направлялся? Я не смел и думать об этом.
В этот день «Наутилус» прошел по теплому району Атлантического океана.
Все знают о существовании большого теплого течения Гольфстрим. От берегов Флориды оно направляется к Шпицбергену и Новой Земле. Но прежде чем войти в Мексиканский залив, примерно на 44° северной широты, течение разделяется на два рукава; один, главный, рукав идет к берегам Ирландии и Норвегии, а другой — на юг к Азорским островам, потом касается африканских берегов, описывает удлиненную дугу и возвращается к Антильским островам.
Этот второй рукав скорее похож на кольцо, чем на рукав, и окружает своими теплыми водами ту холодную, спокойную и неподвижную часть Атлантического океана, которую называют Саргассовым морем. Это поистине озеро посреди Атлантического океана, воды Гольфстрима обходят его окружность только за три года.
Саргассово море, собственно говоря, покрывает всю потопленную Атлантиду. Некоторые ученые даже считают, что многочисленные плавающие острова водорослей, которыми усеяно это море, раньше были прибрежными зарослями этого древнего материка. Но, вероятнее всего, эти водоросли приносятся в Саргассово море с берегов Европы и Америки течением Гольфстрим. Вид плавучей зелени заставил Колумба подозревать о существовании Нового Света. Когда суда смелого мореплавателя вошли в Саргассово море, то с большим трудом смогли пробраться среди множества водорослей. К великому ужасу экипажа, они боролись с ними три недели, пока выплыли.
Таково было море, где теперь находился «Наутилус», — настоящий луг, покрытый водорослями, так густо и так плотно, что форштевень судна с трудом прорезывал их.
Капитан Немо, опасаясь за целость винта, держался на глубине нескольких метров.
Название это море получило от испанского слова «sargazzo», что значит «водоросль». Плавучие водоросли образуют громадные растительные рифы. И вот почему, по замечанию Маури, автора «Физической географии земного шара», они соединяются в тихом бассейне Атлантического океана: «Если поместить в сосуде с водой соломинки или какие-нибудь плавающие тела и воде в сосуде сообщить круговое движение, то увидим, что разрозненные соломинки соединятся группой в центре сосуда, то есть в пункте меньшего колебания. Вообразите, что сосуд — Атлантический океан, круговое течение — Гольфстрим, а центр, где собираются плавающие тела, — Саргассово море».
Я разделяю мнение Маури и мог изучить этот феномен в условиях среды, обычно редко посещаемой судами.
Над нами плавали собранные в груду среди бурых водорослей стволы деревьев, поваленные бурей в Андах или в Скалистых горах и приплывшие по течению Амазонки или Миссисипи, многочисленные обломки кораблекрушений, остатки килей, части оснастки, вырванные обшивные доски, до того отягощенные раковинами, что не могли уже подняться на поверхность океана.
Время оправдает, возможно, и другое мнение Маури, что эти предметы, скапливающиеся таким образом в продолжение веков, превратятся в руду от действия морской воды и образуют тогда неистощимые залежи каменного угля. Драгоценный запас, который предусмотрительная природа приготовит к тому времени, когда люди исчерпают копи материков.
Среди непроходимой путаницы водорослей виднелись прелестные альционарии розоватого цвета, актинии с длинными щупальцами, красные, голубые, зеленые медузы, и между ними корнероты Кювье, синеватый диск которых окаймлен фиолетовыми зубчиками.
Весь день 22 февраля мы провели в Саргассовом море, где рыбы, большие охотницы до ракообразных и морских растений, находят себе обильную пищу. На другой день океан принял свой обычный вид.
С этой минуты, то есть с 23 февраля по 12 марта, в течение девятнадцати дней «Наутилус», держась середины Атлантического океана, нес нас с равномерной скоростью, доходившей до ста лье в сутки. Очевидно, капитан Немо задался целью в точности исполнить предначертанную программу; я был убежден, что он намерен, обогнув мыс Горн, вернуться в южные воды Тихого океана.
Опасения Неда Ленда были обоснованны. Здесь, в открытом океане, совершенно лишенном островов, нечего было и думать о бегстве. Осталось лишь покориться своей участи.
Однако у меня была слабая надежда подействовать силой убеждения там, где хитрость и сопротивление ни к чему не вели. Не согласится ли капитан Немо по окончании путешествия освободить нас, взяв клятву никому не говорить о его существовании?
Приступить к этому нужно было очень осторожно. Надо было искусно воспользоваться благоприятной минутой, так как капитан в самом начале решительно объявил, что его тайна требует нашего вечного заточения на «Наутилусе». Теперь, вероятно, он был уверен, что мое четырехмесячное молчание было следствием того, что я совершенно покорился своей участи. Поднять этот вопрос теперь значило бы возбудить его опасения, а это могло только навредить осуществлению нашего замысла. Все это я взвесил и обдумал, а потом поделился своими соображениями с Консейлем, который был встревожен не менее меня. В конце концов, мы уже теряли всякую надежду когда-либо увидеть себе подобных людей, и эта мысль, несмотря на то, что я не склонен поддаваться унынию, приводила меня в содрогание, особенно теперь, когда капитан Немо на всех парах летел к южной части Атлантического океана!
В течение девятнадцатидневного путешествия с нами не случилось ничего примечательного. Капитан редко показывался, он, по-видимому, занимался в библиотеке. Мне попадались на глаза раскрытые книги, преимущественно по естественной истории. Моя книга «Тайны морских глубин» была испещрена заметками, написанными на полях его рукой, иногда эти заметки противоречили моей теории и моей системе. Капитан очень редко входил со мной в прения по этому предмету и довольствовался беглой критикой. По временам раздавались звуки его органа, на котором он играл с большим чувством, но это происходило большей частью по ночам среди таинственного мрака, когда «Наутилус» успокаивался в пустынном океане.
Большую часть этого путешествия мы совершали по поверхности. Лишь изредка виднелись парусные корабли, направлявшиеся к мысу Доброй Надежды.
Однажды нас преследовало китоловное судно, вероятно, принявшее «Наутилус» за громадного кита. Капитан, для того чтобы охотники не теряли даром времени и не тешили себя пустой надеждой, резко прекратил эту охоту, мгновенно уйдя вглубь. Этот случай сильно заинтересовал Неда Ленда: он, наверное, сожалел, что китоловы не разбили своими гарпунами вдребезги наш железный китообразный корабль.
Рыбы, которых я и Консейль здесь видели, мало отличались от встреченных нами в других широтах. Самые замечательные образцы из страшного отряда хрящевых рыб-акул, подразделяющихся на три подотряда и заключающих в себе не менее тридцати двух семейств, — это полосатая акула, длиной пять метров, с округленными брюшными плавниками, на спине у нее шесть длинных черных, параллельно расположенных продольных полос; а также жемчужная акула, пепельно-серого цвета, с семью жаберными щелями, одним спинным плавником почти на самой середине туловища.
Попадались также так называемые морские собаки, самые прожорливые из всех акул. Нельзя, конечно, вполне доверять рыболовам, однако они рассказывают, будто в брюхе одной такой акулы нашли однажды голову буйвола и целого теленка, в другой — матроса в форме, в третьей — вооруженного солдата, в четвертой, наконец, — всадника с лошадью. Я не мог проверить степень их прожорливости, так как ни одной акулы не попалось в сети «Наутилуса».
Нас неотступно сопровождали целые стаи дельфинов, всегда по пять-шесть особей. Они в прожорливости не уступают акулам, особенно если верить копенгагенскому профессору, который будто бы нашел в желудке дельфина тринадцать морских свиней и пятнадцать тюленей. Правда, ему попалась касатка, длина которой доходит до двадцати четырех футов. Встреченные нами здесь дельфины отличались необыкновенно длинным и узким рылом, примерно в четыре раза длиннее головы. Тело у них длиной три метра, спина черная, а брюхо розовато-белое, изредка испещренное маленькими пятнышками.
Упомяну еще о виденных мной замечательных умбрицах — рыбах из отряда колючеперых, принадлежащих к семейству горбылей. Некоторые писатели, скорее поэты, чем натуралисты, утверждают, что эти рыбы обладают мелодичным голосом и задают концерты не в пример лучше людских. Не смею отрицать это, скажу только, что нам они не соблаговолили спеть серенады.
Кроме того, Консейль распределил по разрядам всех летучих рыб, которые нам встретились. Очень любопытно было наблюдать, с какой ловкостью дельфины за ними охотились. Как бы высоко ни взлетала несчастная рыбка, какие бы зигзаги она ни выделывала в воздухе, всюду ее ожидала открытая пасть дельфина. Когда эти летучки со светящимися ртами ночью поднимаются в воздух и, сверкнув, снова погружаются в воду, они напоминают падающие звезды.
Наше путешествие продолжалось до 13 марта без особенных приключений. Весь день 13 марта был занят промерами глубины, что живо меня заинтересовало.
Мы прошли около тринадцати тысяч лье с момента нашего выхода в Тихий океан. Мы находились на 46°372 южной широты и 37°532 западной долготы. В этих местах капитан «Геральда» Денхэм опускал зонд на четырнадцать тысяч метров и все-таки не достиг дна, а лейтенант Паркер с американского фрегата «Конгресс» так же безуспешно погрузил зонд на пятнадцать тысяч сто сорок метров.
Капитан Немо решил опуститься ко дну с целью установить точную глубину этой части Атлантического океана. Я приготовился записывать результаты этого опыта.
И вот «Наутилус» начал производить маневры, за ходом которых я следил с величайшим любопытством.
Мы с капитаном стояли в салоне и наблюдали за быстрым движением стрелки манометра. Вскоре мы оставили над собой слои воды, в которых живут почти все рыбы.
Большинство рыб может жить только у поверхности морей и рек, но другие, не столь многочисленные, живут на довольно значительной глубине. Среди последних я увидел одну акулу с семью жаберными щелями, рыб-телескопов с огромными глазами, кузовков с сероватым панцирем и, наконец, долгохвостов, выдерживающих давление сто двадцать атмосфер на глубине тысяча двести метров.
Я спросил капитана, видел ли он рыб на большей глубине.
— Редко, — ответил он. — Но что говорит об этом современная наука?
— А вот что. Нам известно, что в глубинах моря растительная жизнь прекращается быстрее жизни животной. Там, где отмирают последние растения, животные еще существуют. Устрицы, например, живут на глубине две тысячи метров, и Мак-Клинток, герой северных морей, вытащил живую морскую звезду с глубины двух тысяч пятисот метров. Экипаж английского фрегата «Бульдог» поймал звезду на глубине более одного лье. Но вы, капитан, пожалуй, все-таки станете утверждать, что мы еще ничего не знаем?
— О нет, профессор, — ответил капитан, — я ведь не такой невежа, как вы полагаете. Но позвольте спросить, как вы объясните, что животные могут существовать на такой глубине?
— Я объясняю это, — ответил я, — во-первых, тем, что вертикальные и горизонтальные течения, обусловливая перемещение масс воды с различной насыщенностью и плотностью, способствуют распространению организмов, например, поддерживают малосложную жизнь морских звезд и морских лилий.
— Это так, — заметил капитан.
— Во-вторых, тем, что кислород есть основа всей жизни, а известно, что чем глубже, тем больше в морской воде кислорода, который сжимается под давлением глубинных слоев воды.
— А! И это известно! — сказал капитан Немо с некоторым удивлением. — Позвольте вам сообщить, профессор, что так оно и есть на самом деле. Я добавлю, что в плавательном пузыре рыб, выловленных на поверхности воды, содержится больше азота, чем кислорода, а у тех, которые водятся на большой глубине, напротив, больше кислорода, чем азота. Это подтверждает вашу систему. Однако обратимся к нашим наблюдениям.
Я посмотрел на манометр — он показывал глубину шесть тысяч метров. Мы погружались уже целый час. Опустевшие воды были удивительно прозрачны. Еще через час мы были уже на глубине тринадцать тысяч метров (три лье с четвертью), а близость морского дна ничем не давала о себе знать.
На отметке четырнадцать тысяч метров я заметил темные силуэты горных вершин в прозрачной воде. Это могли быть горы повыше Гималаев или Монблана, потому что глубина пропасти оставалась неизмеримой.
Несмотря на огромное давление, «Наутилус» спускался все ниже. Корпус судна дрожал и скрипел, казалось, что иллюминаторы прогибаются под давлением воды. Капитан был прав, говоря, что его корабль вынослив, как скала.
В то время, когда «Наутилус» скользил, опускаясь, между склонами гор, затерянных в бесконечных глубинах океана, я замечал там кое-где некоторые раковины, несколько иглокожих и морских звезд.
Но и эти последние представители морской фауны исчезли, а мы очутились за пределами подводной жизни. Мы дошли до глубины шестнадцать тысяч метров, и «Наутилус» подвергался давлению воды тысяча шестьсот атмосфер, то есть тысяча шестьсот килограммов на каждый квадратный сантиметр своей поверхности!
— Каково! — вскрикнул я. — Мы находимся в местах, где никогда не бывал ни один человек! Посмотрите, капитан, на эти величественные скалы, на эти необитаемые пещеры, где жизнь уже невозможна! Как жаль, что от всех этих неизведанных мест у нас останутся одни воспоминания.
— Вы бы хотели, чтобы у вас осталось что-нибудь еще кроме воспоминаний?
— Что вы хотите этим сказать, капитан?
— Я хочу сказать, что нет ничего легче, как сфотографировать этот подводный пейзаж.
Не успел я выразить свое удивление, как капитан уже распорядился и нам принесли фотографический аппарат. Прозрачная водная среда, освещенная прожектором «Наутилуса», была хорошо видна в иллюминаторе и представляла собой прекрасный объект для съемки. Ни малейшей тени не отбрасывалось искусственным светом. Само солнце не могло лучше служить нашим целям.
«Наутилус» остановился, мы с капитаном навели объектив на облюбованный нами вид океанского дна и через несколько секунд получили великолепный негатив. Я сохранил этот снимок. С какой ясностью видны на нем огромные скалы, никогда не видевшие солнечного света, эти гранитные устои, на которых зиждется земной шар! А далее — как хорошо вышел этот гористый горизонт, волнообразная линия которого составляет фон пейзажа! Невозможно описать эти гладкие, черные, отполированные скалы, голые, без единого пятнышка, даже без мха, а у их подножия песок расстилался ковром и блестел под лучами электрического света.
Сделав снимок, капитан сказал:
— Пора подниматься, профессор. Нужно удовольствоваться этим и не подвергать «Наутилус» слишком долго этому страшному давлению.
— Хорошо, капитан, — ответил я.
— Держитесь крепче.
Не успел я понять смысл предостережения капитана, как меня уже свалило с ног.
По приказу капитана «Наутилус» поднялся вверх с быстротой молнии. За четыре минуты он прошел все четыре лье, отделявшие нас от поверхности океана, и, вынырнув из воды подобно летучей рыбе, упал на воду, образовав огромный фонтан брызг.
Часть 2.
Глава 11. Саргассово море
Роман «Двадцать тысяч лье под водой» Ж. Верн
Искать произведения | авторов | цитаты | отрывки
Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен