Глава шестнадцатая. Между двух огней

---

Темная ночь благоприятствовала побегу. Следовало воспользоваться темнотой, чтобы подальше отойти от роковых берегов озера Таупо. Паганель встал во главе маленького отряда, проявив снова во время этого трудного странствования в горах свое изумительное чутье путешественника. Он с непостижимой уверенностью пробирался по едва приметным тропинкам, не уклоняясь ни на шаг в сторону. Правда, географу очень помогала его никталопия: кошачьи глаза различали в непроницаемой тьме самые мелкие предметы.

В течение трех часов беглецы безостановочно шли по отлогим восточным склонам гор. Паганель отклонился немного к юго-востоку, стремясь попасть в узкое ущелье между горными цепями Кайманава и Вахити-Рэндж, по которому проходит дорога от Окленда к бухте Хокса. Миновав это ущелье, он предполагал оставить в стороне дорогу под защитой высоких гор и пробираться к побережью по необитаемой части провинции.

К девяти часам утра, после двенадцати часов ходьбы, было пройдено двенадцать миль. Требовать большего от мужественных женщин было невозможно. К тому же место казалось подходящим для привала. Добрались до ущелья, разделявшего обе горные цепи. Дорога в Оберленд осталась справа, она шла по направлению к югу, и Паганель, справившись по карте, свернул к северо-востоку, и в десять часов маленький отряд очутился у крутого горного уступа. Здесь вынули из сумок съестные припасы и оказали им должную честь. Даже Мери Грант и майор, которым съедобный папоротник был не по вкусу, теперь ели его с аппетитом.

Отдохнув до двух часов пополудни, путешественники опять двинулись к востоку и вторично остановились на привал вечером в восьми милях от гор. Здесь все с наслаждением растянулись под открытым небом и уснули крепким сном.

На следующий день дорога оказалась труднее. Приходилось идти через живописный район вулканических озер, гейзеров и дымящихся серных сопок, лежащих к востоку от Вахити. Этот путь был приятен для глаз, но не для ног. Все время приходилось делать обходы, крюки, преодолевать утомительные препятствия. Но какое необычайное зрелище! Сколько бесконечного разнообразия дарит природа.

На обширном пространстве в двадцать квадратных миль подземные силы проявляли себя во всем своем разнообразии. Из рощ дикого чайного дерева струились прозрачные соляные источники, над которыми реяли мириады насекомых. Вода этих источников едко пахла жженым порохом и оставляла на земле белый осадок, напоминавший ослепительно сверкающий снег. Источники почти кипели, тогда как соседние стлались ледяной скатертью. Гигантские папоротники росли по их берегам в условиях, казалось, сходных с условиями силурийской эры.

Со всех сторон били водяные струи, окутанные парами, точно фонтаны в парке. Одни из них били непрерывно, другие с перерывами, словно подчиняясь прихоти своенравного Плутона. Фонтаны шли амфитеатром по естественным уступам. Воды их, смешанные с клубами белого пара, разъедая полупрозрачные ступени гигантских природных лестниц, струились по ним кипящими водопадами, насыщая собой целые озера.

На смену горячим ключам и бурным гейзерам пошли серные сопки. Земля казалась покрытой крупными волдырями. Это были полупотухшие кратеры, через многочисленные трещины которых выбивались различные газы. Воздух насыщен был едким, неприятным запахом серной кислоты, и земля кругом была усеяна кристаллами серы. Здесь целыми веками накапливались неисчислимые богатства, и сюда, в эти еще малоисследованные области Новой Зеландии, вторгнется промышленность, если когда-нибудь серные источники в Сицилии иссякнут.

Можно себе представить, как трудно было путешественникам продвигаться среди такого нагромождения препятствий! Место для привала найти было нелегко, и охотникам не попадалось ни одной птицы, достойной быть ощипанной руками мистера Олбинета. Приходилось довольствоваться съедобными папоротником и сладким пататом — скудной едой, которая не могла восстановить силы изнуренных пешеходов, и потому каждый стремился как можно скорее выбраться из этой бесплодной, пустынной местности.

Однако понадобилось не менее четырех дней, чтобы пересечь этот труднопроходимый край, и лишь 23 февраля путешественники могли расположиться лагерем в пятидесяти милях от Маунганаму, у подошвы безыменной горы, обозначенной на карте Паганеля. Перед их глазами расстилались равнины, поросшие кустарником, и высокие леса маячили на горизонте.

Конечно, это было приятно, но лишь в том случае, если эти места не привлекли уже слишком много обитателей, но до сих пор путешественники не видели даже тени туземца.

В этот день Мак-Наббс и Роберт подстрелили трех киви, очень скрасивших обед, но, увы, ненадолго, ибо через несколько минут от дичи не осталось и следа.

За десертом, состоявшим из картофеля и сладкого патата, Паганель внес предложение, восторженно поддержанное всеми: назвать безыменную гору, вершина которой терялась на высоте трех тысяч футов в облаках, именем Гленарвана. Географ тщательно нанес имя шотландского лорда на свою карту.

Бесполезно описывать остальную часть путешествия: дни проходили однообразно и малоинтересно.

Путешественники шли обычно целый день по лесам и равнинам. Джон Манглс определял направление по солнцу и звездам. Милосердное небо не посылало ни сильного зноя, ни проливного дождя. Тем не менее все возраставшая от перенесенных испытаний усталость замедляла продвижение, и им хотелось поскорее добраться до миссий.

Все же они продолжали разговаривать между собой, но общие разговоры прекратились. Отряд разбился на отдельные группы. И каждый был поглощен своей заботой.

Большую часть пути Гленарван шел один, все чаще вспоминая по мере приближения к побережью яхту «Дункан» и ее команду. Он не думал об опасностях, которые подстерегали их на пути к Окленду, а думал о своих погибших матросах. Страшная картина эта все время мерещилась ему.

О Гарри Гранте никто больше не упоминал. К чему, когда помочь ему все равно не могли! Если имя капитана и упоминалось, то лишь в беседах его дочери с Джоном Манглсом.

Молодой капитан никогда не напоминал молодой девушке того, что она сказала ему в ту ужасную ночь в храме. Чувство деликатности не позволяло ему злоупотреблять признанием, которое вырвалось у нее в минуту отчаяния.

Говоря о Гарри Гранте, Джон Манглс всегда строил проекты будущих поисков капитана Гранта. Он уверял Мери, что лорд Гленарван организует новую экспедицию. Молодой капитан исходил из того, что подлинность найденного в бутылке документа не подлежала сомнению. Следовательно, Гарри Грант находится где-то живой и невредимый. А если так, то надо обшарить весь шар земной, а его найти!

Мери упивалась этими речами. Они жили с Джоном Манглсом одними мыслями, одними надеждами. Элен часто принимала участие в этих разговорах, и хотя не разделяла надежд молодых людей, но воздерживалась напоминать им о печальной действительности.

Мак-Наббс, Роберт, Вильсон и Мюльреди старались, не удаляясь от товарищей, настрелять как можно больше дичи.

Паганель, неизменно закутанный в плащ из формиума, молчаливый, задумчивый, держался в стороне.

Следует оговориться, что, хотя испытания, опасности, усталость и лишения превращают обычно людей, даже с очень хорошим характером, в придирчивых и раздражительных, наши путешественники остались по-прежнему преданы друг другу, тесно сплочены и каждый был готов пожертвовать жизнью ради другого.

25 февраля дорогу путникам преградила река, то была, судя по карте Паганеля, Уаикаре. Ее перешли вброд.

В течение двух дней тянулись равнины, поросшие кустарником. Итак, половина пути между озером Таупо и побережьем океана была пройдена благополучно, хотя все очень устали.

Затем начались дремучие, бесконечные леса, напоминавшие австралийские, только вместо эвкалиптов здесь росли каури. Хотя у Гленарвана и у его спутников способность восторгаться за четыре месяца странствований притупилась, но все же они восхищались гигантскими соснами, достойными соперниками ливанских кедров и мамонтовых деревьев Калифорнии. Стволы этих сосен были так высоки, что только футах в ста от земли начинались ветви. Деревья росли небольшими группами. Лес состоял из бесконечного количества отдельных небольших рощ, деревья которых простирали свои зеленые зонты на двести футов над землей.

Некоторые деревья еще молодые, едва достигшие ста лет, походили на красные ели европейских стран: они были увенчаны конусообразными кронами темного цвета. Старые деревья, возрастом пятьсот — шестьсот лет, были словно огромные шатры зелени, покоившиеся на бесчисленных переплетающихся ветвях. У этих патриархов новозеландских лесов стволы были до пятидесяти футов в окружности. Все наши путники, взявшись за руки, не могли бы охватить такой гигантский ствол.

Три дня маленький отряд брел под огромными зелеными сводами девственного леса по глинистой почве, на которую никогда не ступала нога человека. Это видно было по нагроможденным повсюду кучам смолистой камеди, которая на долгие годы могла бы обеспечить туземцев товаром для торговли с европейцами.

Охотники встречали большие стаи киви, столь редко попадающиеся в тех местностях, где бывают маорийцы. В этих недоступных лесах птицы укрылись от новозеландских собак. Мясо их было здоровой и обильной пищей для путников.

Паганелю даже удалось высмотреть в самой гуще леса пару гигантских птиц. В нем тотчас же пробудился инстинкт натуралиста. Он позвал своих спутников, и, невзирая на усталость, он, майор и Роберт бросились преследовать их. Эта любознательность ученого вполне понятна, если предположить, что он признал в них птиц «моа» из семейства «dinormis», которых многие естествоиспытатели считают породой, исчезнувшей с лица земли. Кроме того, встреча с этими птицами подтвердила предположение Гофштеттера о существовании бескрылых гигантов Новой Зеландии.

Моа, которых преследовал Паганель, эти современники мегатерий и преродактилей, были ростом футов восемнадцати. Это были неестественно огромные и очень трусливые страусы, ибо они обратились в бегство с молниеносной быстротой. Ни одна пуля не догнала их! Спустя несколько минут погони эти неуловимые моа скрылись за высокими деревьями.

Вечером 1 марта Гленарван и его спутники вышли, наконец, из леса и расположились лагерем у подошвы горы Икиранги, высотой в пять с половиной тысяч футов.

Итак, путешественники прошли около ста миль от горы Маунганаму и не больше тридцати миль отделяли их от берега океана. Джон Манглс надеялся сделать этот переход от Маунганаму до побережья в десять дней, но он не подозревал об ожидающих впереди трудностях пути.

На деле оказалось, что частые обходы, всевозможные препятствия, неправильное определение местоположения отряда удлинили маршрут еще на одну пятую, и путешественники, добравшись до горы Икиранги, пришли в полное изнеможение.

Чтобы выйти на побережье, требовалось еще два дня, причем путешественники должны были удвоить свою энергию и бдительность, ибо вступили в местность, которую часто посещают туземцы. Однако все преодолели усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.

Особенно трудным оказался путь между горами Икиранги справа и Гарди, возвышавшейся слева на три тысячи семьсот футов. Здесь равнина на протяжении десяти миль заросла гибкими растениями, метко прозванными «лианы-душители». На каждом шагу руки и ноги запутывались в них, они, словно змеи, цепко обвивались вокруг всего тела. В течение двух дней приходилось продвигаться вперед с топором в руках, борясь с этой многоголовой гидрой, с этими несносными растениями, которых Паганель охотно причислил бы к классу животных-растений.

Здесь, среди равнин, охотиться было невозможно, и охотники не вносили обычного вклада пищи. Съестные припасы истощались, пополнить их было нечем. Вода иссякла, и путники не могли утолить жажду, еще в большей степени усугублявшуюся усталостью.

Гленарван и его близкие испытывали страшные муки. Впервые они готовы были пасть духом. Наконец, еле продвигаясь вперед, измученные путники, повинуясь лишь инстинкту самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.

Здесь виднелось несколько заброшенных хижин разгромленного войной селения, заброшенные поля, повсюду следы грабежа, пожара. И тут судьба готовила несчастным путникам еще новое ужасное испытание.

Они брели вдоль берега, как вдруг в одной миле от них появился отряд туземцев. Дикари устремились к ним, размахивая оружием. Податься было некуда, ибо за их спиной было море. Гленарван, собрав последние остатки сил, хотел отдать приказ защищаться, как вдруг Джон Манглс воскликнул:

— Шлюпка! Шлюпка!

Действительно, на плоском песчаном берегу, в двадцати шагах от беглецов, виднелась севшая на мель пирога с шестью веслами. Гленарван и его спутники мгновенно сдвинули пирогу с мели, прыгнули в нее и поплыли прочь от опасного берега. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон, Мюльреди сели на весла. Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.

В десять минут пирога находилась уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.

Джон, не желая слишком далеко удаляться от берега, намеревался отдать приказ плыть вдоль побережья, как вдруг весло замерло у него в руках: из-за мыса Лоттин показались три пироги — то была погоня.

— В море! В море! — крикнул молодой капитан. — Лучше утонуть в волнах!

Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. В течение получаса ей удалось сохранять прежнее расстояние между собой и преследователями, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Они находились теперь меньше чем в двух милях расстояния. Итак, не было никакой возможности избежать нападения туземцев, а те приготовились уже стрелять.

Что оставалось делать Гленарвану. Стоя на корме пироги, он обводил горизонт взглядом, словно ожидая откуда-то помощи? Чего он ждал? Чего хотел? Или предчувствовал что-то?

Вдруг его взор вспыхнул радостью, рука протянулась вперед, указывая на какую-то точку вдали.

— Корабль! — крикнул он. — Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильней!

Ни один из четырех гребцов не обернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно, ибо нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Лишь Паганель, поднявшись, направил подзорную трубу на указанную Гленарваном точку.

— Да, — проговорил географ, — это судно — пароход. Он разводит пары, идет к нам. Дружней, храбрые товарищи!

Беглецы с новой энергией налегли на весла, и снова в течение получаса пирога удерживала преследователей на том же расстоянии. Пароход вырисовывался все яснее и яснее. Уже четко можно было разглядеть две его мачты со спущенными парусами и густые клубы черного дыма.

Гленарван, передав руль Роберту, схватил подзорную трубу Паганеля и внимательно следил за каждым движением судна.

Но что должны были почувствовать Джон Манглс и остальные беглецы, когда они увидели, что черты лица Гленарвана исказились, лицо побледнело и подзорная труба выпала из рук. Одно слово объяснило им это внезапное потрясение.

— «Дункан»! — воскликнул Гленарван. — «Дункан» и каторжники.

— «Дункан»! — воскликнул Джон Манглс, бросая весло и сразу вставая.

— Да! Смерть! Смерть с двух сторон, — прошептал Гленарван, сломленный отчаянием.

Действительно, то была яхта — яхта с командой бандитов! У майора невольно вырвалось проклятие. Это было уж слишком!

Между тем пирога была предоставлена самой себе. Куда плыть? Куда бежать? Кого предпочесть, дикарей или каторжников? С ближайшей пироги раздался выстрел, пуля попала в весло Вильсона. Несколько ударов весел, и пирога приблизилась к «Дункану». Яхта шла полным ходом и находилась в какой-нибудь полумиле от беглецов.

Джон Манглс, видя, что они окружены, не знал, куда направить пирогу. Обе несчастные женщины, стоя на коленях, в отчаянии молились. Дикари открыли беглый огонь, пули градом сыпались вокруг пироги. Вдруг раздался оглушительный выстрел, над головами беглецов пролетело пушечное ядро: это был выстрел из пушки, находившейся на «Дункане». Очутившись под перекрестным огнем, беглецы замерли на месте между «Дунканом» и пирогами.

Джон Манглс, обезумев от отчаяния, схватил топор, собираясь прорубить днище пироги и потопить ее, как вдруг голос Роберта остановил его.

— Том Остин! Том Остин! — кричал мальчуган. — Он на борту! Я вижу его! Он узнал нас, он машет шляпой!

Топор Джона повис в воздухе. Над головой беглецов со свистом пронеслось второе ядро, расколовшее ближайшую пирогу. На «Дункане» грянуло громкое «ура». Дикари в ужасе повернули пироги и стремительно поплыли обратно к берегу.

— К нам! К нам, Том! — громовым голосом крикнул Джон Манглс.

Через несколько минут десять беглецов, не соображая, каким образом, ничего не понимая, были уже в безопасности на борту «Дункана».

---

Часть 3
Глава 16. Между двух огней
Роман «Дети капитана Гранта» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 15

Часть 3. Глава 17 »