Действие второе (продолжение)

---

Ольга Алексеевна (негромко). Ты понимаешь, почему он такой?..

Варвара Михайловна. Нет… Мне не хочется понимать это. Идем в комнаты?

Ольга Алексеевна. Посиди со мной, там обойдутся и без тебя.

Варвара Михайловна. Несомненно. А ты опять расстроена?

Ольга Алексеевна. Могу ли я быть спокойной, Варя? Он приехал из города, заглянул на минутку домой и исчез… Меня это не может радовать, согласись…

Варвара Михайловна. Он у нас сидит.

(Они медленно идут к группе елей.)

Ольга Алексеевна (раздраженно). Он бегает от меня и детей… Я понимаю, он заработался, ему надо отдохнуть… Но ведь и я тоже устала… О, как я устала! Я ничего не могу делать, у меня все не ладится… это злит меня. Он должен помнить, что молодость мою, все мои силы я отдала ему.

Варвара Михайловна (мягко). Милая Оля… Мне кажется, что тебе нравится жаловаться… нет? я ошибаюсь?

(Из комнаты доносится глухой шум спора, он все возрастает.)

Ольга Алексеевна. Не знаю… может быть! Я хочу сказать ему — пусть лучше я уеду… и дети…

Варвара Михайловна. Вот это так! Просто вам нужно отдохнуть друг от друга… Поезжай, я достану тебе денег.

Ольга Алексеевна. Ах, я так много должна тебе!

Варвара Михайловна. Пустяки это! Успокойся, сядем здесь.

Ольга Алексеевна. Я ненавижу себя за то, что не могу жить без твоей помощи… ненавижу! Ты думаешь, мне легко брать у тебя деньги… деньги твоего мужа?.. Нельзя уважать себя, если не умеешь жить… если всю жизнь нужно, чтобы кто-то помогал тебе, кто-то поддерживал тебя… Ты знаешь? Иногда я не люблю и тебя… ненавижу! За то, что вот ты такая спокойная и все только рассуждаешь, а не живешь, не чувствуешь…

Варвара Михайловна. Голубчик мой, я только умею молчать… Я не могу себе позволить жалоб — вот и все!..

Ольга Алексеевна. Те, которые помогают, должны в душе презирать людей… Я сама хочу помогать.

(На дачу Басовых быстро проходит Рюмин.)

Варвара Михайловна. Чтобы презирать людей?

Ольга Алексеевна. Да! да! Я — не люблю их! Не люблю Марью Львовну, зачем она всех так строго судит? Не люблю Рюмина, — он все философствует и ничего не смеет, не может. И мужа твоего не люблю: он стал мягкий, как тесто, он боится тебя; разве это хорошо? А твой брат… влюблен в эту резонерку, в эту злую Марью Львовну…

Варвара Михайловна (удивленно, с упреком). Ольга! Что с тобой? Это нехорошо! послушай…

Ольга Алексеевна. Да! да! Пускай нехорошо! А эта гордая Калерия!.. Говорит о красоте… а самой просто хочется замуж!

Варвара Михайловна (строго и холодно). Ольга! Ты не должна давать воли этому чувству… оно тебя заведет в такой темный угол…

Ольга Алексеевна (негромко, но сильно и со злостью). Мне все равно!.. Все равно, куда я приду, лишь бы выйти из этой скучной муки! Я жить хочу! Я не хуже других! Я все вижу, я не глупая… Я вижу, что ты тоже… о, я понимаю!.. Тебе хорошо жить. Да, твой муж богат… он не очень щепетилен в делах, твой муж… это все говорят про него. Ты должна знать это!.. Ты сама тоже… Ты устроилась как-то так, чтобы не иметь детей…

Варвара Михайловна (медленно встает и смотрит в лицо Ольги изумленными глазами). Устроилась? Ты… что ты хочешь сказать?..

Ольга Алексеевна (смущенно). Я ничего не говорю особенного… я только хотела сказать… мне муж говорил, что многие женщины не хотят детей…

Варвара Михайловна. Я не понимаю тебя, но я чувствую, — ты подозреваешь меня в чем-то гадком… Я не хочу знать, в чем именно…

Ольга Алексеевна. Варя, не говори так, не смотри на меня… Ведь это правда, твой муж… о нем дурно говорят…

Варвара Михайловна (вздрагивая, задумчиво). Ты, Ольга, была мне как родная… Если бы я не знала, как тяжело тебе жить… если бы не помнила, что когда-то мы обе с тобой мечтали не о такой жизни…

Ольга Алексеевна (искренно). Ну, прости меня… прости. Я — злая…

Варвара Михайловна. Мечтали о хорошей, яркой жизни и вместе оплакали эти мечты… Мне очень больно, Ольга… Ты хотела этого? Мне больно!

Ольга Алексеевна. Не говори… не говори так, Варя!..

Варвара Михайловна. Я уйду… (Ольга Алексеевна встает.) Нет! не ходи за мной… не надо…

Ольга Алексеевна. Ты… навсегда… Варя?.. Ты — навсегда?..

Варвара Михайловна. Молчи… Подожди… Я не понимаю, за что ты меня?..

(Двоеточие быстро сходит с террасы, хохочет и, подойдя к Варваре Михайловне, берет ее за руку.)

Двоеточие. Сбежал я, сударыня! Красивенький философ — господин Рюмин загонял меня до полного конфуза! В премудростях я не смышлен и противиться ему никак не могу… Так и увяз я в речах его… точно таракан в патоке… Сбежал, ну его!.. Лучше с вами потолкую… уж очень вы мне, старому лешему, нравитесь, право! А что у вас личико эдакое… как бы опрокинутое? (Смотрит на Ольгу Алексеевну. Смущенно крякает.)

Ольга Алексеевна (кротко). Мне уйти, Варя?

Варвара Михайловна (твердо). Да… (Ольга Алексеевна быстро идет в глубину сцены. Варвара Михайловна смотрит ей вслед, обращается к Двоеточию.) Вы говорите… что такое? Простите… я…

Двоеточие (дружески, просто). Эх, сударыня! Смотрю я на вас: нехорошо вам тут, понимаете? Нехорошо, правда? (Хохочет.)

Варвара Михайловна (оглядывая его с головы до ног, спокойно, ровно). Послушайте, Семен Семенович, вы не можете объяснить мне, кто дал вам право говорить со мной… в этом странном тоне?

Двоеточие. Хо-хо-хо! Э! бросьте! Право это дает мне старость моя и опыт мой…

Варвара Михайловна. Извините меня… но, мне кажется… этого слишком мало, чтобы так бесцеремонно вторгаться…

Двоеточие (добродушно). Никуда я не вторгаюсь, а вижу я — чужая вы всем тут… и я чужой… ну вот, и того… понимаете… захотелось мне сказать вам что-то… ну, видно, не сумел: извините, коли так…

Варвара Михайловна (усмехаясь). Простите и вы меня… я, кажется, грубо сказала вам… но, право, мне странно, я не привыкла к такому отношению.

Двоеточие. Понимаю… Вижу, что не привыкли… где тут привыкнуть! Пойдемте, погуляем, а? Уважьте старика!..

(Семенов влетает на велосипеде и подкатывается прямо к ногам Двоеточия.)

Двоеточие (испуганно). Куда вы, сударь мой? Что вы?

Семенов (задыхаясь). Извините… уже кончилась?..

Двоеточие. Что кончилось?.. Бог с вами!

Семенов. Такая досада!.. Лопнула шина!.. Я, видите, сегодня на двух репетициях…

Двоеточие. Да мне-то какое дело до этого?..

Семенов. Вы не участвуете? Извините! Я думал, вы в гриме…

Двоеточие (Варваре Михайловне). Что такое?

Варвара Михайловна (Семенову). Вы на репетицию?

Семенов. Да, и вот…

Варвара Михайловна. Еще не начинали.

Семенов (радостно). О, благодарю вас! Это очень досадно… я всегда так аккуратен!

Двоеточие. Чего же вам досадно?

Семенов (любезно). То есть было бы досадно, если бы я опоздал… Извиняюсь. (Отходит, раскланиваясь, к сцене.)

Двоеточие. Вот чудовищное насекомое! Наехал: Извольте радоваться! Уйдемте прочь отсюда, Варвара Михайловна, а то еще наскочит какой-нибудь эдакий… брандахлыст!

Варвара Михайловна (рассеянно). Пойдемте… я возьму платок… я сейчас. (Уходит на дачу, Семенов подходит к Двоеточию.)

Семенов. Там еще едут… две барышни и юнкер…

Двоеточие. Ага? Едут? Приятно мне слышать это…

Семенов. Они должны сейчас явиться… Знаете, это тот юнкер, у которого сестра застрелилась…

Двоеточие. Тот самый… Скажите!..

Семенов. Не правда ли, какой сенсационный случай… барышня и вдруг стреляется?

Двоеточие. М-да… Действительно… случай…

Семенов. А я подумал, что вы в гриме… У вас такие волосы и лицо, точно грим.

Двоеточие. Покорно вас благодарю…

Семенов. Я не льщу вам… поверьте…

Двоеточие. Я — верю… Только не понимаю… чем тут… польстить можно?

Семенов. Как же! В гриме человек всегда красивее, чем в натуре. А скажите, вы не декоратор, нет?

(Из леса выходит Суслов, в глубине сцены, являются дама в желтом и молодой человек в клетчатом костюме.)

Двоеточие. Нет… я просто дядя вон этого господина…

Дама в желтом. Господин Сазанов!

Семенов. Это меня зовут. Вот, знаете, странно… у меня такая простая фамилия, а никто ее не запоминает… До свиданья! (Идет на зов, оживленно кланяясь даме.)

Суслов (подходит). Жену не видали? (Двоеточие отрицательно кивает головой и облегченно вздыхает.) На даче собрались эти… артисты…

Двоеточие. Ко мне вот этот репей пристал… декоратором меня назвал… Спиноза тонконогая! Тоже место на земле занимает!.. Опять спорят! Ну!

(Из комнат дачи выходят: Калерия, Шалимов, Рюмин, Варвара

Михайловна. Двоеточие идет им навстречу, внимательно слушает спор. Суслов садится на его место, угрюмо глядя на спорящих.)

Шалимов (утомленно). Нет, я готов бежать от нее на северный полюс… невыносимо горяча она!

Рюмин. Меня положительно возмущает ее деспотизм. Люди этого типа преступно нетерпимы… Почему они полагают, что все должны принимать их верования?

Варвара Михайловна (пристально смотрит на всех). Укажите им что-нибудь более великое и красивое, чем эти верования!

Калерия. Ты называешь великим и красивым эти холодные, лишенные поэзии мечты о всеобщей сытости?

Варвара Михайловна (волнуясь). А я не знаю… Я не вижу ничего более яркого… (Шалимов внимательно прислушивается к словам Варвары. Михайловны.) Я не умею говорить… Но, господа, я сердцем чувствую: надо, необходимо пробудить в людях сознание своего достоинства, во всех людях… во всех! Тогда никто из нас не будет оскорблять другого… Ведь мы не умеем уважать человека, и это так больно… обидно…

Калерия. Ах, боже мой! Да не Марья же Львовна может научить этому!

Варвара Михайловна. Вы все относитесь к ней так враждебно… Зачем?

Рюмин. Она сама — прежде всех!.. Она раздражает… Когда я слышу, как люди определяют смысл жизни, мне кажется, что кто-то грубый, сильный обнимает меня жесткими объятиями и давит, хочет изуродовать…

Калерия. Как тяжело, тесно жить среди таких людей!

Варвара Михайловна. А среди людей, которые всё только жалуются на жизнь, — весело, легко, Калерия? Будем справедливы… разве легко и свободно жить среди людей, которые всё только стонут, всё кричат о себе, насыщают жизнь жалобами и ничего, ничего больше не вносят в нее?.. Что вносим в жизнь все мы… вы, я, ты?..

Рюмин. А она?.. А Марья Львовна? Вражду?

Калерия. Забытые слова — забыты, и прекрасно! Живые люди не могут жить заветами покойников.

(Около сцены собираются любители. Пустобайка на сцене расставляет стулья.)

Двоеточие. А вам бы, Варвара Михайловна, не волноваться так, а? Прекратить бы разговорец-то? Пойдемте гулять… вы обещали.

Варвара Михайловна. Да… я пойду! Я не умею сказать, что чувствую… что хочу… не умею! Как это обидно… быть умственно немой…

Шалимов. Свидетельствую, что это неправда… Вы позволите идти с вами?

Варвара Михайловна. Пожалуйста, идите…

Двоеточие. Пойдемте к речке… в беседку. Чего вы горячитесь, сударыня моя?

Варвара Михайловна. Ах… я чувствую какое-то тяжелое недоразумение.

(Уходят по дороге в лес. Суслов смотрит вслед им, и усмехается.)

Рюмин (смотрит им вслед). Как она оживилась… когда приехал этот… Шалимов… Как она говорит! А что такое он? Ведь она видит, — он исписался, потерял почву под собой… и, когда он говорит уверенно, он лжет себе, обманывает других.

Калерия. Она это знает; вчера вечером, после разговора с ним, она плакала, как разочарованное дитя… Да… Издали он казался ей сильным, смелым, она ожидала, что он внесет в ее пустую жизнь что-то новое, интересное…

(Из-за угла дачи Басова идут Замыслов и Юлия Филипповна. Он что-то шепчет ей, она смеется. Суслов это видит.)

Рюмин. Пойдемте в комнаты. Сыграйте что-нибудь, пожалуйста… хочется музыки…

Калерия. Пойдемте… Да, грустно жить, когда кругом тебя всё так…

Юлия Филипповна. Смотрите: артисты наши уже пришли. Репетиция в шесть, а теперь?

Замыслов. А теперь семь с половиной. Но раньше опаздывали только вы, а теперь — все. Плоды вашего влияния.

Юлия Филипповна. Это — дерзость?..

Замыслов. Это — комплимент. Я на секунду забегу к патрону, вы позволите?

Юлия Филипповна. Скорее! (Замыслов уходит на дачу Басовых, Юлия Филипповна — к группе деревьев, напевая, видит мужа.)

Суслов. А, где была?

Юлия Филипповна. Там… И там…

(Около сцены, дама в желтом, молодой человек, Семенов, юнкер и две барышни. На сцене Пустобайка с грохотом ставит стол. Смех, отдельные восклицания: «Господа!» — «Где режиссер?» — «Господин Степанов!» — «Он здесь, я видел». — «Опоздаем мы в город!» — «Извините — Семенов, а не Степанов!»)

Суслов. Всё с ним?.. С этим… так открыто… чем ты рисуешься, Юлия? Надо мной уже смеются. Ты понимаешь?

Юлия Филипповна. Уже смеются?.. Это скверно…

Суслов. Нам нужно объясниться… Я не могу позволить тебе…

Юлия Филипповна. Мне не улыбается роль жены человека, над которым смеются…

Суслов. Берегись, Юлия!.. Я способен…

Юлия Филипповна. Быть грубым, как извозчик? — я знаю…

Суслов. Не смей говорить так! Развратная!

Юлия Филипповна (негромко, спокойно). Мы кончим эту сцену дома. Сюда идут… Ты ушел бы… У тебя такое лицо…

(Брезгливо вздрагивает. Суслов делает шаг к ней, но быстро отступает и, сказав сквозь зубы свою фразу, исчезает в лесу.)

Суслов. Когда-нибудь… я застрелю тебя!..

Юлия Филипповна (вслед ему). Это — не сегодня? да? (Напевает.) «Уже утомившийся день…» (Голос у нее дрожит.) «…Склонился в багряные воды…» (Смотрит широко открытыми глазами вперед и медленно опускает голову. С дачи Басова выходят: Марья Львовна, очень взволнованная, Дудаков и Басов с удочками.)

Басов (распутывая лесу). Уважаемая… Надо быть мягче, надо быть добрее… все мы — люди… Черт бы взял того, кто спутал мои удочки!..

Марья Львовна. Позвольте!

Дудаков. Видите ли, человек устает…

Басов. Нельзя же так, уважаемая! По-вашему выходит, что если писатель, так уж это непременно какой-то эдакий… герой, что ли? Ведь это, знаете, не всякому писателю удобно.

Марья Львовна. Мы должны всегда повышать наши требования к жизни и людям.

Басов. Это так… Повышать — да! Но в пределах возможного… Все совершается постепенно… Эволюция! Эволюция! Вот чего не надо забывать!

Марья Львовна. Я не требую… невозможного… Но мы живем в стране, где только писатель может быть глашатаем правды, беспристрастным судьею пороков своего народа и борцом за его интересы… Только он может быть таким, и таким должен быть русский писатель…

Басов. Ну, да, конечно… однако…

Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого не вижу в вашем друге, не вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой? враг? Я этого не понимаю… (Быстро уходит за угол дачи.)

Басов (распутывая удочки). Уважаю я вас, Марья Львовна, за эту… кипучесть… Исчезла?.. Нет, вы скажите мне, чего она горячится? Ведь даже гимназистам известно, что писатель должен быть честен… ну, и там… действовать насчет народа и прочее, а солдат должен быть храбр, адвокат же умен… Так нет, эта неукротимая женщина все-таки долбит зады… Пойдемте, милый доктор, поймаем окуня… Кто это спутал удочки? Черт!

Дудаков. Д-да… много она говорит, по-умному… Очень просто жить ей… Практика у нее есть, потребности небольшие.

Басов. А этот Яшка — шельмец! Вы заметили, как он ловко выскальзывал, когда она припирала его в угол? (Смеется.) Красиво говорит он, когда в ударе! А хоть и красиво, однако после своей первой жены, с которой, кстати сказать, он и жил всего полгода… а потом бросил ее…

Дудаков. То есть разошелся, говорят в этих случаях.

Басов. Ну, скажем, разошелся… а теперь вот, когда она умерла, хочет ее именьишко к своим рукам прибрать. Ловко?

Дудаков. Н-но! Очень неловко. Это лишнее!..

Басов. А он вот находит, что не лишнее… дорогой мой доктор! Идем на реку…

Дудаков. А знаете что?..

Басов. Что именно?

Дудаков (задумчиво, медленно). Вам не странно, то есть вас не удивляет, что мы не опротивели друг другу, а?

Басов (останавливается). Что-о? Вы это серьезно?

Дудаков. Вполне серьезно… Ведь ужасно пустые люди все мы… вам не кажется это?

Басов (идет). Нет, не кажется… Я здоров… Я вообще нормальный человек, извините…

Дудаков. Нет… вы без шуток:

Басов. Шутки? Послушайте… вы, того, доктор… одним словом: врачу, исцелися сам! Кстати, спрошу вас — вы меня в воду не столкнете, а?

Дудаков (серьезно, пожимая плечами). Зачем же?

Басов (идет). А так… вообще… странное у вас… настроение.

Дудаков (угрюмо). Трудно говорить серьезно с вами…

Басов. И не говорите… не надо! А то вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор… Не будем говорить серьезно!

(Басов и Дудаков уходят. Справа выходят Соня и Влас. Из дачи Басова Замыслов, он торопливо бежит к сцене, его встречают шумом. Около него собирается тесная группа, он что-то объясняет.)

Соня. Не верю я в ваши стихи.

Влас. И напрасно… у меня есть талантливые вещицы, например:

Как персик, так и ананас

Природой создан не для нас.

О Влас! Не пяль напрасно глаз

На персик и на ананас!

Соня (смеясь). Зачем вы тратите себя на пустяки? Почему бы вам не попробовать отнестись к себе более серьезно?

Влас (тихо, таинственно). Премудрая София, я пробовал! У меня даже есть стихотворение, написанное по поводу этих проб. (Напевает гнусаво и негромко на мотив «Под вечер осенью ненастной».)

Велик для маленького дела,

Для дела крупного я — мал!

Соня (серьезно). Бросьте это! Ведь я чувствую, вам совсем не хочется дурить… Скажите мне, как бы вы хотели жить?

Влас (с жаром). Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!

Соня. Что же вы делаете для этого?

Влас (уныло). Ничего! совершенно ничего не делаю я!

Марья Львовна (из леса). Соня!

Соня. Я — здесь. Ты что?

Марья Львовна. Иди домой… К тебе приехали гости…

Соня. Иду… (Марья Львовна подходит.) Поручаю тебе этого гримасника. Он городит чепуху и требует, чтобы его хорошенько отчитали за это. (Убегает.)

Влас (покорно). Ну, начинайте… Дщерь ваша пиявила меня всю дорогу от станции до сего пункта, но я еще дышу.

Марья Львовна (ласково). Голубчик! Зачем делать из себя шута? Зачем унижать себя… Кому это нужно?

Влас (не глядя на нее). Не нужно, говорите вы… Но — никто не смеется, а я хочу, чтобы смеялись!.. (Вдруг — горячо, просто, искренно.) Тошно мне, Марья Львовна, нелепо мне… Все эти люди… я их не люблю… не уважаю: они жалкие, они маленькие, вроде комаров… Я не могу серьезно говорить с ними… они возбуждают во мне скверное желание кривляться, но кривляться более открыто, чем они… У меня голова засорена каким-то хламом… Мне хочется стонать, ругаться, жаловаться… Я, кажется, начну пить водку, черт побери! Я не могу, не умею жить среди них иначе, чем они живут… и это меня уродует… И я отравлюсь пошлостью. Вот они… Слышите? — идут! Иногда я смотрю на них с ужасом… Уйдемте! Я хочу, так жадно хочу говорить с вами!..

Марья Львовна (берет его под руку). Если бы вы знали, как я рада видеть вас таким…

Влас. Вы не поверите — порой так хочется крикнуть всем что-то злое, резкое, оскорбительное…

(Уходят в лес. Шалимов, Юлия Филипповна и Варвара Михайловна выходят с правой стороны.)

Шалимов. Ай, опять серьезные слова — пощадите! Я устал быть серьезным… Я не хочу философии — сыт. Дайте мне пожить растительной жизнью, укрепить нервы… я хочу гулять, ухаживать за дамами…

Юлия Филипповна. Вы ухаживаете за дамами, не беспокоя своих нервов? Это, должно быть, оригинально… Почему же вы не ухаживаете за мной?

Шалимов. Не премину воспользоваться вашим любезным разрешением…

Юлия Филипповна. Я не разрешаю, а спрашиваю…

Шалимов. Но все-таки я буду смотреть на вопрос ваш как на любезное разрешение.

Юлия Филипповна. Ну, хорошо, оставим это… Отвечайте на мой вопрос… Но — правдиво!

Шалимов. Извольте: я допускаю дружбу с женщиной, но не считаю ее устойчивой… природу не обманешь!

Юлия Филипповна. Иначе — вы допускаете дружбу только как предисловие к любви?

Шалимов. Любовь! Я смотрю на нее серьезно… Когда я люблю женщину, я хочу поднять ее выше над землей… Я хочу украсить ее жизнь всеми цветами чувства и мысли моей…

Замыслов (у сцены). Юлия Филипповна, пожалуйте!

Юлия Филипповна. Иду! Пока до свиданья, господин цветовод! Приведите в порядок вашу оранжерею… (Идет к сцене.)

Шалимов. Немедленно! Какая милая, веселая… Вы что так странно смотрите на меня, Варвара Михайловна?

Варвара Михайловна. К вам удивительно идут ваши усы…

Шалимов (улыбаясь). Да? Благодарю вас. Вам не нравится мой тон? Вы строги… Но — право же, с ней как-то неловко говорить в ином тоне…

Варвара Михайловна. Я, кажется, теряю способность удивляться…

Шалимов. Я понимаю — вам странно видеть меня таким? да? Но ведь нельзя же быть столь крикливо откровенным, как истеричный господин Рюмин… О, простите! — это, кажется… ваш… друг?

Варвара Михайловна (отрицательно качает головой). У меня нет друзей…

Шалимов. Я слишком уважаю жизнь своей души для того, чтобы открывать ее пред… каждым любопытным человеком. Пифагорейцы сообщали свои тайны только избранным…

Варвара Михайловна. Вот, ваши усы становятся лишними на вашем лице!

Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с волками жить — по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества… Вы, должно быть, еще не вполне насладились им… и вам трудно понять человека, который… Впрочем, не смею задерживать вас…

(Кланяется и идет к сцене, где собравшаяся публика молча смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из дачи поспешно идет Басов с удочками.)

Басов. Варя! Какой клев! Изумительно! Доктор, при всей его неспособности, и то — сразу — бац! Вот какого окуня!.. Дядя — трех… (Оглядывается.) Ты знаешь, сейчас иду сюда, и вдруг — представь себе! Там, около беседки, у сухой сосны, Влас на коленях перед Марьей Львовной! И целует руки!.. Каково? Голубчик мой, скажи ты ему — ведь он же мальчишка! Ведь она ему в матери годится!

Варвара Михайловна (негромко). Сергей, послушай: пожалуйста, молчи об этом… ни слова никому! Ты не понимаешь!.. Ты неверно понял… Я боюсь, ты расскажешь всем… и это будет нехорошо — пойми.

Басов. Что ты волнуешься так? Ну, не надо говорить — и не надо! Но как это глупо, а? И Марья Львовна:

Варвара Михайловна. Дай мне честное слово, что ты забудешь об этом! Дай!

Басов. Честное слово?.. Даю… Черт с ними! Но объясни мне…

Варвара Михайловна. Я ничего не могу объяснить… но я знаю, что это не то, о чем ты думаешь… это — не роман!..

Басов. Ага! М-да! Не роман? Гм! А что же, Варя? Ну, ну, молчу, не волнуйся! Я иду ловить окуней и — ничего не видал! Ах да, постой! Ты знаешь, этот Яшка, — вот скотина, а?

Варвара Михайловна (испуганно). Что такое, Сергей? Что еще?

Басов. Да что ты так… курьезно относишься ко всему? Эта история совсем в другом роде…

Варвара Михайловна (негромко, брезгливо). Послушай… Я ничего не хочу знать… пойми меня! Не хочу, Сергей!

Басов (удивленно, быстро). Да ничего особенного нет, чудачка ты… Что с тобой? Просто он хочет оттягать землю у сестры своей покойной жены, с которой он…

Варвара Михайловна (брезгливо, с болью). Прошу тебя — молчи!.. Прошу тебя! Неужели ты не понимаешь… Не говори, Сергей!

Басов (обиженно). Тебе надо лечить нервы, Варя! Извини, но — странно ты ведешь себя… И даже обидно!.. да!

(Басов быстро уходит. Варвара Михайловна тихо идет к террасе. Около сцены шум, смех.)

Замыслов. Сторож! Где фонарь?

Юлия Филипповна. Господин Сомов! Где моя роль?

Семенов. Семенов, если позволите!

Юлия Филипповна. Пожалуйста!

Замыслов. Внимание, господа! Мы начинаем!

3анавес

---

Действие 2
Пьеса «Дачники» М. Горький

« Действие 2 (начало)

Действие 3 »