Песнь VIII

Рискуя благом, верил мир когда-то
В то, что Кипридой, в третьем эпицикле
Вращающейся, страсть любви зачата;

И жертвы в честь нее тогда возникли,
И гимны, — так как в древнем заблужденье
Все не ее лишь древле чтить привыкли,

Но воздавали матери почтенье,
Дионе; почитали и Эрота,
Возжегшего Дидоны увлеченье.

С той, с коей начинаю песнь, — с нее-то
Звезду зовут, что кроет солнцу двери,
Сопутствуя ему с такой охотой.

Не слышал я, как я взошел к сей сфере,
Но знал я то, увидев, что прекрасней
Еще Мадонна стала в высшей мере.

И как в огне нам искры видны ясно,
И как мы голос различаем в речи,
Что преходящ иль постоянен властно, —

Так в свете зрел сиянье я далече —
То ярче то бледнее, — как в зерцале
Свет вечный отразив, его предтечу.

Из хладных туч вовек не вылетали
Столь быстро ветры, зримо иль незримо,
И были столь стремительны едва ли,

Как к нам огни сошлись неисчислимо,
От той великой радости призванны,
Где хороводы водят Серафимы.

Из уст их изливалося Осанна
Столь сладко, что звук пения такого
Навеки пребывает мне желанный.

Один из них, приблизясь, молвил слово:
«Во всем, что можно нашему стремленью,
Мы быть тебе приятными готовы.

В одном кругу, полете и движенье
Мы здесь живем, покорствуя как дети
Вождям небес, о коих есть реченье:

«Vоi ch’intendento il terzo Ciel movete.»
Мы так полны любви, что, коль угодно,
Готовы мы оставить пляски эти».

Возведши взоры к той, что путеводной
Звездой была мне, я ответ безмолвный
Приял на то от дамы благородной;

И молвил к светочу, что так любовно
Себя мне предложил, ответив: «Кто ты?» —
Большим участием проникнут словно.

О, как внезапно в новые красоты
Его возвысил радости начаток,
Что я к беседе изъявил охоту!

Он отвечал: «Мой путь был в мире краток;
А будь он доле, горькая обида
Печальных следствий верно б не дала так.

В сем свете моего не зришь ты вида:
Я радостью одет, какой горю я, —
Точь в точь закрыта шелком хризалида.

Меня любил ты — за любовь такую,
Не кинь так скоро я земное лоно,
Я дал бы боле, чем листву простую.

А левому всему прибрежью Роны
От устья Сорги, — всей округе этой
Я в жизни был властитель прирожденный,

И вместе всей Авзонии, с Гаэтой,
Кротоном, Бари, где текут кончая
Свой путь и Троит и Верде; надета

Была корона на меня в том крае,
Где, чрез немецкие проникнув горы,
Спокойно катятся валы Дуная.

Прекрасная Тринакрия, что скоро
Темнеет вновь, от Эвра дуновенья
В заливе меж Пакино и Пелоро, —

Не от Тифея, а от испаренья
Подземной серы, — ждать могла бы мною
Рожденного Рудольфа поколенья,

Когда бы в ней правление дурное,
Каким всегда восстания подъяты,
К восстанью не подвигнуло и к бою.

И будь у моего прозренье брата,
Бежал бы он их нищенства скупого,
Чтобы избегнуть плена и захвата.

Коль не свой ум, хотя б чужое слово,
Друзей увет ему быть должен громок:
От груза барка-де тонуть готова!

Скупой отца столь щедрого потомок,
Хоть щедрым он доверился бы слугам,
Чтоб не был так сундук сокровищ ломок».

«Как рад я, государь, твоим словам,
Мне для тебя рассказывать не надо:
То видишь ты, как я не вижу сам,

Глядя́ туда, где всякая отрада
Родится и умрет; и знать мне сладко
Что зришь ее ты, нежа в Боге взгляды.

Но просвети меня хотя бы кратко —
Зане мой ум в сомнения отраве —
Про горький плод от сладкого зачатка».

И он в ответ: «Когда рассудишь здравей,
Как ты спиной повернут в правде, зренью
Так твоему она предстанет въяве.

Благо, родящее во всем движенье
И мир — к нему ж стремление твое, —
В вождя телам сим да́ло провиденье.

Вся тварь найдет не только бытие
В объятьях его мысли совершенной,
Но и благополучие свое.

Все, что спускает лук сей, неизменно
Все к цели направляется единой,
Заранее и строго предреченной.

Не будь того — не следствия с причиной
Живую цепь твое узрело б око, —
А лишь бессмыслиц жалкие руины.

Но быть того не может — без порока
Вождя звездам сим, зорко столь водимым,
Создал, сам беспорочный, Дух высокий.

Желаешь ли, путем яснее зримым
Чтоб вывод был тебе оттоль указан?» —
«Нет, верно естество в необходимом».

А дух: «Добро ли то, что быть обязан
Всяк на земле гражданственности членом?» —
«Да, — я сказал, — тот вывод уж доказан». —

«Коль так, — промолвил дух, — то быть сплетенным
Из звеньев разных обществу прилично?
Учитель ваш счел это непременным».

И рассужденья поведя обычно,
Дух заключил: «Так следствия от века,
Различные причинами, различны.

И мы встречаем в том Мельхиседека,
Солона, Ксеркса в том — вождя народа, —
В том ловкого в науках человека.

Печать на смертный воск кладя, природа
Сих сфер небесных поступает здраво,
Не отличая друг от друга рода.

Иаков с детства ра́зен от Исава,
И Ромул, чье рожденье не известно,
Все ж Марса сыном быть приемлет славу.

Природа рождих с плодом слита тесно,
Но все ж тесней была б, когда б так сильно
На сих двух Промысл не влиял небесный.

Теперь, приявши правды дар обильный,
Богат твой ум, но мне еще угодно
Тебе добавить аргумент посыльный:

Всегда природа быть должна бесплодна,
Когда она с Фортуной не согласна,
Как семя, в почве брошено негодной.

Когда б мир следовал — началам, ясно
Природою в нем вложенным так строго, —
То люди не были бы столь несчастны, —

Что часто нарушается и много:
Кому бы меч лишь по руке годился,
У нас нередко тот служитель Бога.

От этого с пути давно мир сбился».

« Часть 3 «Рай». Песнь 7

Часть 3 «Рай». Песнь 9 »