Песнь XXXII

И созерцатель, в счастье утопая,
Учителя долг принял добровольно,
Святой беседой все мне объясняя.

«Умащенный Марией сердобольно, —
Красавицей, у ног Ее сидящей,
Впервые мир был окровавлен больно.

Круг третий, из седалищ состоящий,
Как видишь сам, вместил с Рахилью старой
Ту, кем ты в край ведом был настоящий.

Ревекка с ними, и Юдис, и Сара
С прабабкой, чей потомок и пророк
«Помилуй!» пел, испуган правой карой.

Чтоб ты подряд их всех увидеть мог,
Я называть их буду постепенно,
От лепестка сходя на лепесток.

С седьмого ряда донизу в блаженный
Хор, как и сверху до седьмого ряда,
Еврейские повсюду слиты жены.

Затем, что следуя на Агнца взгляду,
Которому нас учит Божье слово
Они — священных ступеней ограда.

Где лепестков развитие готово, —
Помещены те, кто спаслися, веря
В грядущее пришествие Христово.

Где ж лепестки еще не в полной мере
Развиты, тем Христа страданье, явно
Открывшееся, в Рай открыло двери;

И как отсель престолом Девы славной
И прочими приютами раздрано
Пространство на отделы столь неравно, —

То против — место почести, возданной
Пустыню, смерть страдальца, муки ада
Два года вынесшему Иоанну.

А ниже вслед твои увидят взгляды
Франциска, Бенедикта, Августина
И прочих, до сих мест сходя по ряду.

Дивись теперь божественной причине,
Открывшей, дополняя их друг другом,
Рай той и этой веры половине;

Знай: в стороне, с черты за этим кругом,
С плодо́м, разрезанным на двое сходной,
Нет никого по собственным заслугам;

Но по чужим, — скорее земнородной
Их плоти вынужденные лишиться,
Чем выбор совершить могли свободный.

Вниманье на младенческие лица
Вперив и звук младенческого слова,
Ты мог бы тотчас в этом убедиться.

Вот ты теперь сказать боишься снова.
Но будь свободен! Я разрушу вмале
Лукавого сомнения оковы.

Средь этих царств обширности и дали
Случайное настолько ж необычно,
Как голод или жажда иль печали.

Здесь властвует во всем закон первичный,
Проникнув всюду полно и глубоко;
Как перстень пальцу, месту все прилично.

Дух, жизни истинной вкусив до срока,
Вселен бывает здесь, различно стоя,
Иль более иль менее высоко.

Царь это царство держит столь в покое
И так его своей любовью холит,
Как не дойдет желанье никакое;

Создав для радости духов, изволит
Он разно наделять их благодатью, —
И пусть тебя тот вывод удоволит.

Писанье вам об этом даст понятье,
Открывши, как средь матерней утробы
Уже от гнева трепетали братья.

И Провиденье мзду воздать могло бы
Хотя б за цвет волос, узнав заране
В них признак добродетели иль злобы.

Так удостоен здесь различной дани
Возмездия, той иль другой ступенью,
Зародыш не свершившихся деяний.

Сперва довольно было для спасенья
Немногого, и награждалось — сыном
Отцовской веры доброе храненье.

Настал конец тем временам старинным —
Обрезание надобно дитяти
К развитью сил его крылам невинным;

А дети, в наше время благодати,
В преддверье Ада вселены, Христова
Крещения не получив печати.

Взглянь на лицо теперь, что на Христово
Похожей всех; оно окажет милость
До лицезренья взвесть тебя Христова».

И то лицо так радостью дождилось,
Несомой сонмом сих благих созданий,
Все множество которых к Ней стремилось, —

Что все, увиденное мною раней,
Восторги не внушало мне такие
И стольких не дало очарований.

И та любовь, которая впервые
Рекла: «Ave Maria, gratia plena!» —
Пред Ней раскрыла крылья золотые.

Со всех сторон на эту кантилену¹
Ей вторили блаженных душ глаголы,
Возвыся лик тем боле просветленный.

«Святой отец, оттоль сошедший долу,
Где серафимским сопричастный хорам,
Поешь ты близ небесного престола!

Скажи, молю, кто ангел тот, в котором
К Царице порывается вся сила,
С такой любовью в Ней вперившись взором?» —

С таким вопросом я прибег под кры́лы
Того, кто Девой просветлен прекрасной,
Точь-в-точь заря от дневного светила.

«Мощь с благодатью, ангелам причастной,
Как и душа́м, как то желанно всеми
Из нас, — он рек, — слилися в нем согласно…

Зане принес он пальмы ветвь в то время,
Пред Девой с вестью став благословенной,
Как Сын Господень поднял плоти бремя.

Приблизься же теперь и постепенно,
По исчисленью, замечай глазами
Патрициев империи священной.

Те двое, что сидят вверху над нами,
Что к Августе приближены наградно,
Как бы служа для Розы сей корнями, —

То праотец, плода вкусивший жадно,
Род человеческий за прегрешенье
Заставивши томиться безотрадно.

Другой из них, в противном направленье, —
То пастырь церкви древней знаменитый,
Приявший ключ сей Розы во владенье.

Провидца можешь видеть невдали ты —
Того, кто видел будущую славу
Супруги, крестной мукою добытой.

А далее тот муж, под чьей державой
С небес питаем был чудесно манной
Народ неблагодарный и лукавый.

Насупротив Петра ты видишь Анну,
Столь сча́стливую мать, что, неподвижно
Уставясь взором в дочь, поет Осанну.

Ряд к праотцу семьи великой ближний,
Вмещает ту Лючию, чье старанье
Тебя с дороги отвело облыжной.

Высокий сон твой близок к окончанью,
А потому ты, как портной умелый,
Крой по остатку, бережливый с тканью;

И в Первую Любовь попытку сделай
Взор устремить, чтоб мог твой вынесть взгляд,
Проникшийся сияньем, свет сей целый.

Но, чтобы ты не двинулся назад
И крыльями не двигал бесполезно,
Мня возлетать, — стремлением объят —

Той милости прославленную бездну,
Что в силах взнесть, со мною призови
И слейся сердцем всем с молитвой слезной». —

И вот молитвы начал он свои.

« Часть 3 «Рай». Песнь 31

Часть 3 «Рай». Песнь 33 »