Песнь XXXI

И вот как ныне предо мной являлся —
Как белоснежной розы цвет блестящий —
Полк, с коим Агнец кровью сочетался;

А полк других, летающий и зрящий
И гимн любви поющий, в них зажженном,
И благости, такими их творящей, —

Точь-в-точь рой пчел, в цветах распределенный,
Иль возвратящийся к родному крову,
Чтоб плод трудов оставить благовонный, —

То опускался в глубь цветка большого,
То к точке — цели их любови страстной —
С листков цветочных возвращался снова.

Их лик казался мне как пламень красный
Их крыльев цвет — цвет золота прелестны!
А с остальным равнялся б снег напрасный

И сеял их полет черезлепестный
В движеньи, чрез их крыльев опахала,
Приемлемый от Бога мир небесный.

Хоть меж цветком и Богом пролетала
Пернатая семья их, но для взгляда
Ни широте ни блеску не мешала,

Зане сей блеск, поскольку это надо
Во освещенье мира, так поставлен,
Что всюду нипочем ему преграды.

И в сонме сем блаженном, что составлен
Из древней и из новой половины,
Взгляд, как любовь, в едино был направлен.

О свет троякий, что звездой единой
Чарует взор и дух покоит властно,
Проглянь на наши бури и кручины!

Как варвар с берегов, что равночасно
Геликой покрываются, за чадом
Бегущею всегда с любовью страстной,

Дивится Риму и его громадам, —
И Латерану, что из рода в роды
Над всем земных прославлен, — то как надо

От персти мне дивиться переходу
К божественному, к вечности от срока,
От Флорентийцев к правому народу!

Как поражен я должен быть глубоко!
Безмолвны стали в этом удивленьи
И слух мой и мои уста и око!

И как паломник входит в восхищеньи
В храм, где исполнились его обеты,
О нем рассказов чуя предвкушенье, —

Так я, живое пламя видя это,
Вверх, вниз и вкруг пронизывал глазами,
Читая в лицах милости советы,

Блаженными пронизанных лучами,
С улыбкой, жизни свойственной загробной,
И полных всеми добрыми делами!

План общий Рая охватить способный,
Ни на какой его отдельной части
Остановиться я не мог подробно, —

И повернулся к Даме, в новой страсти
Познания, чтоб разрешить сомненья,
Меня державшие в обычной власти.

Так ждал я, но иначе исполненье!
Не Беатриче, — старца пред собою
В одежде света зрел я в то мгновенье.

Благоволенье зрелось в нем такое,
И столько в взгляде было ликованья,
Что как отец он нежен был со мною

«А где ж она?» — извлек я восклицанье.
«Я послан Беатриче, — он ответил, —
Чтобы исполнить все твои желанья.

Круг третий в ряде, что всех боле светел,
Ее делам приличный, в этом крае
Ее теперь вместил». — Я не ответил,

Воззрясь туда, где виделась святая,
Из отражений вечного светила
Себе венок сияющий свивая.

От недр небес, где грома дремлет сила,
Едва ль столь протяженно отдаленье
До недр морей неуследимых было,

Как Беатриче до меня; но зренье
Преграду дали перешло, на вежде
Ее изобразивши отраженье.

«Жена святая, жизнь моей надежде!
Ты удостоила, меня спасая,
В аду свои следы оставить прежде.

Твоя благожелательность святая
Меня в моем руководила ходе
До этого блаженнейшего края.

От рабства ты ведешь меня к свободе
Путей всех совокупностию целой,
Какия есть в моей земной природе.

Храни любовь, которую имела
Досель ко мне, до страшного мгновенья,
Когда душа отделится от тела!» —

Так я молил; на это в отдаленьи
Ее улыбки светоч был мне явлен, —
И в Бога вновь ее вперилось зренье.

«Дабы полнее был твой путь прославлен
Его концом, — мне молвил старец, — надо
Чтоб ты мольбой с любовью был направлен.

По этому взлетая взором саду,
Горе ты устремляй его усердно,
Да вечный свет возмогут вынесть взгляды,

И Дева, к коей я нелицемерной
Любовию горю, тебя богато
Ущедрит; я ж — ее, Бернард я верный».

Как путники далекие — Кроаты
Умильно смотрят нашу Веронику,
Благоговением немым объяты,

И восклицанье не сойдет с язы́ка:
«О Иисусе, милосердный Боже,
Вот Твоего изображенье лика!» —

Таков и я, немой, пред тем был тоже,
Кто на земле был горним равносущен,
С духами в неземном экстазе схожий.

«Сын благодати! — молвил он. — Допущен
Не будешь в Рай ты, будь тебе известно, —
Коль не престанет взгляд твой быть опущен.

Но в даль смотри и в высший круг небесный,
Пока не у́зришь ты престол Царицы,
Которой предан весь сей сонм прелестный».

Я поднял взор — и будто свет денницы
Вечерней превосходит свет Авроры, —
Пока я тщился взором возноситься,

Подъемлясь будто из долины в гору, —
Узрел одно я место небосклона,
Слепившее всех прочих ярче взоры.

Как там, где ожидают Фаэтона
Сведенную оплошностью упрямой,
Повозку, — небо ярче освещёно,

А далее — темней; так орифламма
Спокойная, пред коей все тускнело,
Виднелася мне посредине прямо.

Сонм ангелов ширококрылых белый,
Различных блеском, внешностью и славой,
К средине той стремился стаей целой.

Улыбкою их песни и забавы
Встречала Красота, восторгов пламя
От всех святых собрав к себе по праву.

Будь мыслью я богаче, чем словами,
Я не осмелился бы, упоенный,
Восторг изобразить, что рос пред нами.

Бернард, меня увидев углубленным
В предмет своей любви, что было мочи
В него вперился взором напряженным,

Чем и мои воспламенил он очи.

« Часть 3 «Рай». Песнь 30

Часть 3 «Рай». Песнь 32 »