Песнь XXVIII

Так, истину о тягостной вскрывая
Несчастных смертных жизни настоящей,
Она мой разум возводила к Раю.

И словно ране в отраженьи зрящий —
Чем в мысль или в глаза ему явится —
Внезапно факел, в зеркале горящий,

Спешит взглянуть назад, чтоб убедиться,
Что видимость с действительностью боле,
Чем с музыкой напев пригодны слиться;

Так я от глаз прекрасных тех — отколе
Меня любовь, в союзе с ними, в сети
Поймала и мою связала волю —

Взор отвратил, и вот явились мне те
Явленья, что лишь внятны тем, кто сами
Проникнуть были в силах в сферы эти.

Я в точке зрел пронзительное пламя —
И перед острием его ослеп
Сожженными его огнем очами.

Мельчайшие из звезд небесных все б
Сияли, с ней поставленные рядом,
Крупнее, чем перед звездами Феб.

Как вкруг луны блестящая ограда
Появится полуночной порою,
Когда сгустится круг паров и чада, —

Вкруг точки круг вращался с быстротой
Такой, что неба быстрое движенье
Наверно бы он перегнать мог вдвое.

Другой за ним на том же протяженье,
И третий, и четвертый вслед, и пятый;
За пятым вслед, шестой сиял в круженье;

За ним седьмой, столь далеко разъятый,
Что узкою посланница Юноны
В сравненье с ним казалась бы стократы.

Восьмой за этим, боле замедленный
В движенье, и девятый — самый косный,
Всех более от искры удаленный.

Всех чище свет в кайме огнеколесной
Той был, чьи удалялись обиходы
От искры ближе всех огненосной.

Мадонна ж утолила мне невзгоды
Неведенья: «От точки сей срединной
Зависят небеса и вся природа.

Коль медленнее всех круг самый длинный
И всех быстрей при этом самый краткий, —
Их водчая — любовь тому причиной».

Я отвечал: «Когда б в таком порядке
Был зримый мир расположён, я верю,
Мне эти объясненья были б сладки.

Но сферу тем верховной в большей мере
Мир чувственный показывает целый,
Чем дальше путь от центра к этой сфере.

А потому, коль знанья жажде смелой
Есть утоленье в херувимском храме,
Которому любовь и свет пределы,

То я узнать стремлюся тем упрямей,
Что копию с своим оригиналом
Несходной ныне вижу я очами».

«Коль силы нет твоим перстам усталым
Сей узел развязать, тогда не диво,
Что стянут он усилием столь малым, —

Она в ответ. — Приемли ж мой нелживый
Рассказ о том; но чтоб остаться сытым,
Полнее напряги твой ум пытливый.

Что до миров вещественных — круги там
Кольцом раздались, узким иль широким,
Согласно силам, в тех кругах разлитым;

И добродетель большая — истоком
Благ больших служит; благо же большое
В пространстве боле действенно далеком,

И больше в круге, правящем собою
Вселенной всей движенье и устройство,
Любви и знания, чем в прочем строе;

А если ты в вниманье примешь свойство,
А не пространство, то недоумений
В тебе навеки стихнет беспокойство;

И ты увидишь ряд соотношений,
Закону сочетания послушных
Большого с большим, малых — с тем, что меней».

Как в эмисфере областей воздушных
Не ту́скнет свет созвездий вышних чистый
От веяний Борея меней душных,

Но лишь туман рассеян будет мглистый,
То всею красотой на мир наш дольный
Вдруг улыбнется свод небес лучистый, —

Так был и я, ответами довольный
Прекрасной Дамы; правда мне сияла,
Как луч звезды в лазури неба вольной;

И лишь ее беседа перестала, —
Вмиг, словно сталь, растопленная в горне,
Система вся кругов блестящей стала.

Рождали искры искры, к выси горней
Взносясь в таком числе, что шахмат сам
Изобретатель не считал проворней.

Неслось от хора к хору перекатно
«Осанна!» — в самый центр, что, неподвижен
Сам, этот мир весь движет необъятный.

А зревшая, как разум мой принижен
Незнаньем, мне рекла: «То херувимы
И серафимы, к коим центр приближен.

Чтобы с ним сходствовать, неодолимо
Влечет их цепь любви, столь близко дружной
С ступенью, в сходстве ими восходимой.

Наполнен сей триады круг наружный
Престолами божественного взгляда,
Собой замкнувши первый ряд окружный.

Им в истину полней внедряться надо,
Где мир себе приемлет пониманье,
Чтоб испытать тем большую отраду.

Отсель поймешь ты — счастье в познаванье,
А не в любви, которой появленье
Есть следствие лишь в нем преуспеянья.

А познаванье есть вознагражденье,
Которым небо подвиг награждает;
Оно ж ведет ступень вслед за ступенью.

Другая тройца, что произрастает
Среди весны сей радостной и вечной,
Ее ж ночной Овен не обнажает,

«Осанна»! воспевает бесконечно,
Звучащее по трем различьям счастья
На три напева радости сердечной.

Здесь три семьи Богов: сначала Власти, —
А во втором кругу Господствий слава,
И Силы пребывают в третьей части.

А в предпоследних двух — Начал держава;
Архангелов вослед за ними домы;
В кругу последнем — Ангелов забавы.

Их взоры, кверху Господом зовомы,
На дольный мир влияньем облеклися,
Все за собой влача, одним влекомы.

Их различил и видел Дионисий
С такою вещей ясностью во взоре,
Какая нам доступна в этой выси.

С ним ра́знился в порядке их Григорий,
Но над собою сам потом смеялся,
Когда впервые стал он в этом хоре.

Я не хочу, чтоб так ты удивлялся
На их познанья смертными пример:
Ему открыл их, кто сюда вздымался

И знал другие тайны этих сфер».

« Часть 3 «Рай». Песнь 27

Часть 3 «Рай». Песнь 29 »