Песнь XXIII

Как ночью в теплом гнездышке касатка —
Чуть мрак падет со светом чередуясь —
Хранит своих малюток спящих сладко,

Их милыми головками любуясь
И отысканья пищи (долг хоть трудный,
Но сладкий!) ожиданием волнуясь,

И средь ветвей, почивших непробудно,
Внимательно в зарю вперяясь взором,
Рожденья дня миг выжидает чудный;

Точь в точь к пределу обратясь, в котором
Движенье тени медленней, Мадонна
Внимательно глядела вверх упором;

И я, ее столь видя углубленной,
Стал, словно тот, кто в новом ожиданье
Спокоится, надеждой подкрепленный.

Но ждал не долго, как узрел сиянье
Светила дня, блиставшего в пространстве,
Все в новом и сильнейшем пребыванье.

«Вот, — вскрикнула она, — во всем убранстве
Полки Христа и вот триумф Господний!
Вот плод твоих чрез эти сферы странствий!»

Ее лицо зажглось столь превосходней
Без примеси блаженством, что не властны
Мои слова то рассказать сегодня;

И полная луна в лазури ясной
Средь вечных нимф, своих подруг, играя,
Едва ль так улыбается прекрасно,

Как ясность средь всех ясностей живая,
Как звезды солнца свет зажжет обычно, —
Зажглась, вокруг себя все зажигая.

И засиял свет сущности первичный
Сквозь этот свет так ясно мне, что очи
Такую яркость вынесть непривычны.

«О, Беатриче, дорогой мой водчий!» —
Воскликнул я, а мне она сказала:
«Ты добродетель зришь вне всякой прочей.

То силы и премудрости начало,
Открывшей путь меж небом и землею,
Чего так долго вся земля желала».

Как пламя, сжато тучей грозовою,
Прорвется, вопреки своей природы
Стремяся вниз, — я взрос сам над собою,

Созрев умом от этого восхода,
И что горе́ я видел, то нельзя
Поведать языком людского рода!

«Взгляни теперь, взгляни какая я,
Меня узрев, ты будешь зреть способным
То, как улыбка светится моя!»

Я был воспоминавшему подобным,
Забытое какое-то явленье
Восстановляя в образе подробном,

Как услыхал внезапно предложенье,
Достойное быть принятым и в прежнем
Во веки не найдущее забвенья.

Пусть зазвучали б сонмищем безбрежным
Все языки, священной Муз семьею
Питаемые млеком самым нежным, —

Того я сотой доли не открою
(Так мой язык и жалок и ничтожен!),
Что явлено улыбкою мне тою!

И при изображеньи их возможен
Такой скачок в священной сей поэме,
Как тот творит, чей выход загорожен!

Но кто поймет, сколь тяжко это бремя
И смертную мою воспомнит спину,
Не укорит тот по́тугами теми!

Для челнока ль с пловцом пугливым выну,
Пред тяжестью им принятой излишней,
Дорога та, какую я покину?

«Улыбкою привычной и давнишней
Зачем ты упоен дотоле снова,
Что сад тебя не привлекает вышний?

Там Роза, в коей плотью стало Слово;
Там лилии, что запахом прекрасным
Показывают след пути прямого!»

Я вновь таким Мадонны словом властным
Был побужден напрячь в усильи око —
И то усилье не было напрасным:

Мои глаза, хотя в тени глубокой, —
Увидели в цветах блестящих поле
Под солнцем, мглу раздвинувшим широко.

Там ясностей еще блистало боле.
Источник света, очи мне пленивший,
Их зажигал неведомо отколе.

О, светоч, их сугубо осветивший!
Так вознестись ты счел необходимым,
Мое плохое зренье пощадивши.

Цветка красавца сладостное имя,
К которому я по утру взываю
И ввечеру с молитвами моими,

Мои глаза влекло к светилу Рая,
Что как блистает на земле недужной,
Так и горе́ тож царствует, сияя.

Из высей, диадемою окружной,
Спустился свет и вкруг звезды обвился,
Ее венчая с песней славы дружной;

И лучший гимн, каким бы дух пленился
До полноты в подлунном жалком мире,
Лишь громом, сыном молнии б явился

При этой херувимской сладкой лире,
Хвалящейся небесно сладким тоном
О небеса сапфирящем сапфире!

«Я — ангелов любовь! Век упоенным
Вкруг радости мне суждено кружиться,
Чьим цель желаний всех носима лоном!

С Тобой я буду, когда Ты, Царица,
Блаженна всходом в сферы неземные,
Приедешь с Сыном в них соединиться».

И слышал я, что все огни святые
И все блаженные созданья в мире
Пропели имя сладкое Марии.

Все сферы слившись в царственной порфире,
Вздымавшейся при Божьем дуновенье,
Все боле расширяясь в даль и шире,

Терялись в столь громадном отдаленье,
И у нее конца не видно было,
Как и мое не досягало зренье;

Зане еще не получил я силы
Венчанное следить в полете пламя,
Что к Сыну-Богу в пламя восходило.

И как дитя, что вскормлено сосцами,
Почуяв, как в нем к матери явилось
Доверие, к ней тянется руками, —

Так сих огней верхушка удлинилась
И та любовь, какой они горели
К блаженной Деве, ясно мне открылась;

И загремела общая отселе —
Так сладко, что я, право, впал в забвенье, —
Ей в честь, святая песнь «Regina coeli».

Вы, кто в труде и тягостном боренье
Изгнанниками на земле живете, —
Какой вы здесь пожнете плод терпенья!

В какой здесь быть вам славе и почете!
Вы, бедные, на стогнах¹ Вавилона
Влачащие дни в скорби и заботе, —

Здесь ваш триумф, близ Девы просветленной
Сияньем Сына, здесь, где уготован
Заветов двух союз у Божья трона,

Где тот, кому ключ этих царств дарован!

« Часть 3 «Рай». Песнь 22

Часть 3 «Рай». Песнь 24 »