Песнь XX

Когда весь мир светлящая лампада,
Простившись с нашей неба половиной,
От нашего спешит сокрыться взгляда;

И цепью многочисленной и длинной
Зажгутся звезды в небесах, но пламя
Их мириад огонь зажжет единый, —

Являлось пред моими тож очами,
Когда сей знак над нашим миром власти
Замолк благословенными устами.

Зане его все органы и части
Зарделися еще сильней при пеньи
От непонятнаго для смертных счастья.

О, рдящее в улыбке воплощенье
Любви, в их сердце и уме зажженной,
Лишь в Бога устремляющем мышленье!

Когда ж умолкнул пояс драгоценный
(Каким шестой из светочей окован),
С своею песней ангельской, — мгновенно

Мой слух был словно речкой очарован,
По камням сыплющей, хвалясь им, водный
Запас, что в роднике ей уготован.

Как звук, у рукоятки лирной, сродной
Ему одеян формой иль в свирели
Мелодией родится ветр свободный, —

И у орла шло сотрясенье в теле,
Как чрез отверстия трубы свирельной
Через гортанные проникнув щели;

И, в голос обратясь членораздельный,
Глагол ко мне желанный обратило,
Что в памяти моей остался цельный:

«Взгляни на орган, коим дня светило, —
Вещала мне та цепь огней поющих, —
Земному созерцать орлу под силу!

Из всех огней, сей образ создающих,
Те светочи, кем глаз изобразится,
Возвышенней всех, в прочих членах сущих

И тот, кто место занял в нем зеницы,
Есть царь, Святого Духа восхвалявший,
С ковчегом ездя в поисках столицы.

Его почтил его же Вдохновлявший
Особой почестию и любовью,
Ему в орле такое место давши.

Из пятерых, являющихся бровью,
Узнай того — с той стороны, где перед, —
Кто, войско задержав, внял просьбу вдовью.

Блаженство тех, кто в Сына Божья верит,
И кто искуплен жертвой милосердной,
Теперь он прежнею невзгодой мерит.

С ним рядом тот, который час свой смертный
На полтора десятка лет отсрочил,
Пред Богом пав с молитвою усердной.

Он здесь себе уверенность упрочил.
Что неизменны те судьбе святые,
В которых Бог свои решенья почал.

От следующего за ним руки — я
(На зло, хоть с доброй волей) в новом крае
Был поселен на взморье Византии.

Здесь видит он, что цель его благая, —
Хоть следствием ее вы все гнетомы, —
Достичь ему не помешала Рая.

За ним Вильгельм, близ брови перелома,
О коем слезы подданных, — хоть живы
На слезы лишь потомки его дома.

А чтобы убедиться в том могли вы,
Что государи — Божии посланцы,
Бог водворяет здесь его счастливо.

Но кто б поверил мне, что в сем багрянце,
Что пятым тебе виден здесь, сокрылось
В лучах Рифея бытие, троянца?

Здесь он изведал всю Господню милость,
Осведомлен о следствий нити тонкой,
Что на земле в зерне причин таилась».

Как в вольном небе пенье жаворонка,
Что с песнею по воздуху порхает
И смолкнет, сыт последней трелью звонкой, —

Таков был образ тот, что отражает
Верховный свет, в котором бытие
Неложное мир смертных обретает.

С боязнью скрыл я мнение свое
(Не боле, чем стекло блеск разноцветный
Картины). Но не вынес он ее.

Вновь потрясенье голоса заметно
В нем обозначилося, и немея,
Вновь я восторг в нем видел искрометный;

Да не во тьме пребуду я, коснея
В сомненьях, что в моей душе возникли.
Он начал речь, воспламенясь сильнее:

«Ты веришь мне, я вижу, но проник ли
Умом ты в то, что так необходимо, —
Не молча, как мы тайны чтить привыкли?

Нередко знаем мы предмета имя,
Но его сущность скрыта остается,
Доколь не обнаружена другими.

Но царство Божье силою берется,
Когда любовь с надеждой съединены,
И Божью волю дух склонить возьмется,

Не словно смертный, сдаться принужденный, —
Бог побеждает, даже отдаваясь,
Да победит, любовью побежденный!

Ты видишь, в моей брови, удивляясь,
И первое и пятое сиянье,
Что блещут в ней, блаженством раскаляясь.

Но умерли они как христиане:
Тот после, тот вперед, — их зрели вежды
Пронзенные ль, пронзаемые ль длани.

Тот из темницы, что ни разу прежде
Не отдавала жертв, был призван снова,
Благодаря живительной надежде,

Которая просила Трисвятого
Его известь из той страны унылой,
Да будет жив, по истинному слову.

И в тело славная душа вступила
На краткий срок, чтоб верить, почитая
Изведшую его оттуда силу.

И в вере той зажглася в нем такая
Любовь, столь пламенно и столь глубоко,
Что в смерти он второй достоин рая.

Другой по благости, что смертных оку
Век неизведанна в своем теченье
Или в пучинах своего истока,

За правду жизнь всю посвятив боренью,
Из милости был возвышаем в милость
И дар приял от Бога — искупленья.

В него он верит — этим освятилась,
Омывшись от языческого гноя,
Душа его, и в нем любовь явилась.

Ему крещенье заменили трое
И до крещенья пребывавших выну¹
И ведших колесницу пред тобою.

О благодати Божией пучины,
Чьи смертное неопытное зренье
Найти не в силах корни и причины!

Так осторожен будь в своем сужденье,
О человек! не всех сынов избранья
Нам в яве кажет Божье провиденье.

И нам такое сладостно незнанье;
Их счастье наше лишь усугубило,
И наша воля — Божие желанье».

Так слово, что изрек знак, Богу милый,
Деяний Промысла неясных целью
Мое недоуменье исцелило.

И как аккомпаньятор чудной трелью
Певцу закончить помогает песню,
Ей умножая слушавших веселье, —

В ответ орлу зажглись еще прелестней
И ярче два огня благословенных,
Сверкая дивной радостью небесной,

Как две зеницы, молньей просветленных.

« Часть 3 «Рай». Песнь 19

Часть 3 «Рай». Песнь 21 »