Песнь XVIII

Блаженный дух уж радовался речи
Своей один, и я остался, меря
Блаженством Рая бедствия предтечи;

Но мне открывшая блаженства двери
Сказала: «Прочь тоску! Приидет вскоре
Вознаградящий щедро все потери!»

И столько я нашел любви во взоре,
Что так меня небесной лаской манит,
Что не сказать в обычном разговоре!

Не только слов на это не достанет,
Но память, столь высоко возлетая,
Над тем, что выше смысла, не воспрянет.

Одно могу сказать лишь про себя я,
Что все забыл я, что душа желала,
Владычицы красоты созерцая,

Пока блаженство вышнее сначала,
Что без посредства зреть в ней стало мочи,
Меня, в ней отражаясь, освещало.

Она ж рекла, блестнув улыбкой в очи:
«Рай не во мне одной лишь безусловно;
Внимай и слушай все, — весь мир сей прочий».

Как на земле улыбкою любовной
Страсть, сердце зажигающая, ярко
Всю душу на лицо выводит словно, —

Так предка дух, горя в сияньи жарко,
Своих речей хотел умножить цену
Ценой еще слов нескольких подарка:

«Святого древа пятое колено,
Берущего свои с вершины соки
И плод дарующего неизменно, —

Тех душ святых являет сонм высокий,
Дела которых в мире славой грозной
Произвели поэзии потоки.

Гляди ж теперь: они на перекрёстной
Черте креста, при их упоминаньи,
Себя объявят вспышкой молньеносной».

И се! мгновенною вспышкою сиянья
При имени Навин, воспламенился.
Я свет воспринял разом и прозванье.

И Маккавей, как шар вертясь, явился
И, радости веревкою тянуть,
Как кубарь, под кнутом ее, кружился.

Вильгельм и Ревуард сверкнул еще там,
И Роберта Гискара призрак грозный;
Готфрид, что для Сиона был оплотом.

Потом, как бы соскучив реять розно,
Блаженный дух исчезнул в блеске славы,
Слиясь с хвалебной песней виртуозной.

И, к Беатриче обратясь направо,
Я вновь мой долг прочесть в глазах старался
И в жестах моей дамы величавой.

И вот, такой восторг в ней отражался,
Как ни в каком ином небес созданьи
Мне до сих пор ни разу не являлся.

И как, коль наше доброе влиянье
На что-либо другое нам известно,
В нас доблести мы чуем возрастанье;

Я зрел: при перемене той чудесной
Полет мой вправо ширился и влево,
И ярче мне сверкал простор небесный.

И как волнение стыда иль гнева
На белизне ланитной полотняной
Багрец рождает у невинной девы, —

Точь-в-точь и я, увидев свет багряный
На фоне ослепительно сребристом,
Познал, что в новыя взнесен я страны.

Огни планеты Зевса, в строе чистом,
На нашем языке изобразиться
Приветствием старалися лучистым.

Как с берега поднявшиеся птицы
На ветлы новые несутся дале —
То кольцами, то длинной вереницей, —

Так с пением вокруг меня порхали,
Горя, святым огнем, блаженных стаи
И «D» да «I» да «L» изображали,

В такт песни опускаясь и взлетая
И умолкая с буквой — шрифтом равным
Влекли за словом слово вплоть до края.

О Каллиопа! ты, что пеньем славным
Чаруешь нас, даруя песней сладкой
Бессмертие самим царям державным, —

Даруй мне мощь дать в слове отпечатки
Тому, что зрел я, лад сих слов прекрасных
И прелесть сообщая рифме краткой.

Счел пятью семь я гласных и согласных;
Их сочетанье в память мне запало
В пять слов латинских, разуменьем ясных:

Diligite justitiam — сначала;
Сказуемое ж первое затем
Qui judicatis terrain дополняло.

А после все слилось в единый «М»;
Сей буквою заканчивая фразу,
Весь хор духо́в недвижен стал и нем.

И чудо новое явилось глазу:
На крышу «М» посыпались струею
Огни еще, к ней прилипая сразу.

Как головню колотят головнею,
Чтоб так, как искры, сыпались червонцы,
Кто научён в том глупостью людскою, —

Так сверху «М», как крыша или донце
Нависши, пополам себя согнуло
Духо́в собрание, блестя как солнце.

Когда ж умолкло рокотанье гула,
На месте стало все — и, пламенея,
Подобие орла из «М» блеснуло.

Художник неба, сам себе довлея,
Творит и образцов не знает силе,
Рождая в гнездах формы вместе с нею.

Еще огни, что, мнилося, почили,
Вкруг подлетели слева, как и справа,
Украсивши орла венцом из лилий.

Так видел я звезду, что семя права
Внедряет в нас и дух наш к правде манит, —
Великую на небе честь и славу.

О, пусть ее ведущий гений взглянет
На этот чад удушливый и черный,
Что на земле ее лучи туманит!

Пусть вострепещет перед ним позорный
Земной блюститель правды, кем сквернится
Храм, созданный ей в честь столь чудотворно!

О светлый сонм, не уставай молиться
За бедных, кто, влача покров телесный,
Должны дурным примером уклониться!

Оружьем прежде мучили; бесчестно
Теперь нам хлеба не дают святого,
Который даровал нам Царь небесный!

Ты, пишущий, чтобы стереть все снова!
Для попранного вами винограда
Петр с Павлом пали, — но их живо слово!

Ты ж думаешь: «Когда мне только надо
Того, кто жизнь провел один в пустыне
И умер пляски мерзостной наградой, —

То что мне до Петра и Павла ныне?»

« Часть 3 «Рай». Песнь 17

Часть 3 «Рай». Песнь 19 »