Песнь XXV

Час требовал не медлить по наклону
Горы: уж солнцем был полдневный круг
Отдан Тельцу, a полночь — Скорпиону.

И потому как те, кто во весь дух
Спешат, бояться, не давая взору
(Так побуждает в путь их недосуг), —

Мы чрез ущелье поднимались в гору
Друг другу вслед по лестнице крутой,
Где в ряд идти нам не было простору;

И как для взлета аист молодой
Подъемлет крылья, но, с гнезда родного
Боясь слететь, садится на покой, —

Так вспыхивал во мне и гаснул снова
Порыв желания спросить певца.
Я делал вид, как бы ищу я слова.

Мы быстро шли; но скрыться от отца
Не мог мой вид. «Спусти лук слова, если
Уж дотянул стрелу до копейца!» —

Так он. И речи вдруг во мне воскресли.
И начал я: «Зачем тут им худеть?
На пищу зов замолкнул здесь не весь ли?»

И он: «Припомни то, как мог истлеть
Царь Мелеагр, лишь плаха догорела.
И горькою не будет эта снедь.

И вдумайся, как все движенья тела
Передаются в зеркале стеклом.
И для тебя смягчится твердость дела.

Но, чтоб ясней ты понял то умом,
Вот Стаций здесь, и я к нему взываю,
Моля его быть ран твоих врачом».

И Стаций: «Если пред тобой дерзаю
Я здесь раскрыть суд вечный, то затем,
Что отказать тебе я не желаю».

И начал так: «Когда мышленьем всем
Ты вникнешь, сын, в слова мои, прольется
Великий свет на твой вопрос: зачем?

Кровь лучшая, что в вены не всосется,
Став лишнею, нейдущею в обмен,
Как пища та, что со стола берется, —

Приемлет в сердце силу, каждый член
Творящую, — подобно той, какую
Несет, питая члены, кровь из вен,

И в органы (я их не именую)
Нисшед потом, очищенная вновь,
В сосуд природный каплет в кровь чужую.

Когда в одну слились два тока кровь.
Один — страдать, другой — творит готовый
(Так важен ключ, отколь их мчит любовь!), —

Кровь приступает к делу с силой новой.
Сперва сгущает, после же собой
Животворит материал суровый.

Активная тут сила, став душой,
Отличной в том лишь от души растенья,
Что та в пути, a этой дан покой, —

Приобретает чувства и движенья,
Как гриб морской, и силам, бывшим в ней
В зародыше, дает приспособленья.

Теперь то, сын мой, и творит сильней
Мощь, данная рождающего сердцем,
Где скрыт природой план и смысл частей.

Но, как зародыш может стать младенцем
Еще неясно: уж таков предмет!
Тут бывший и умней, чем ты, безверцем,

Блуждал, уча в том смысле целый свет,
Что нет в душе разумности возможной,
Затем что в ней к тому орудья нет.

Но ум открой ты правде непреложной
И знай: едва в зародыше свершит
Свое развитье мозг для цели сложной, —

Уж Первый Двигатель к нему спешит.
Как к торжеству природы, и вдыхает
Дух новый. Дух же все, что он ни зрит

Активного в душе, воспринимает
В свою субстанцию и, слив в одно,
Живет полн чувств, себя в себе вращает.

А чтоб тебе то было не темно,
Взгляни, мой сын, как солнца жар, слиянный
Со влагой гроздий, создает вино.

Когда ж спрядет Лахезис лен, ей данный,
Дух, с телом разлучась, уносит прочь
В зародыше земной дар и небесный.

Другие силы все объемлет ночь;
Зато рассудок с памятию воля
Еще сильней свою являют мочь.

Спешит душа, сама себя неволя,
Чудесно пасть на тот иль этот брег,
Где и поймет, какой избрать круг поля.

Как скоро местом ей очерчен бег,
Из ней лучи исходят в месте этом,
Как из живого тела в прежний век.

И словно воздух в день дождливый летом
От преломленья чуждых в нем лучей
Изукрашается различным цветом,

Так здесь приемлет воздух ближний к ней
Тот вид, в каком духовно отразится
Душа, достигнув области своей.

И сходно с тем, как пламя всюду мчится
За светочем, пока он не потух, —
Так новый призрак за душой стремится.

Став через это видимым, уж дух
Зовется тенью; это ж образует
И чувства в нем, как зрение и слух.

Вот потому-то вздох нам грудь волнует;
Вот потому мы плачем, говорим,
Как здесь гора повсюду показует.

Смотря каким желанием горим,
Такой и образ мы приемлем, тени;
И вот ответ сомнениям твоим».

Уж мы пришли в последний круг мучений
И, повернув направо, занялись
Заботою иной на той ступени.

Здесь полымем с утеса пышет вниз,
С карниза ж ветер дует вверх, склоняя
Огонь назад, чтоб защитить карниз;

Так что мы шли, друг другу вслед ступая,
Окраиной, и я страшился: там
Попасть в огонь, a здесь — сорваться с края.

«Тут надлежит, — сказал учитель, — нам
Держать глаза всегда в узде закона;
Малейший промах здесь ведет к беда́м».

«Summae Deus clementine» — из лона
Великого пожара грянул хор,
Велевший мне взглянуть во пламя оно.

И зрел я в нем ходивших душ собор,
И проходил я узкою полоской,
То под ноги, то к ним бросая взор.

Смолк первый гимн, и: «Virum non cognosco» —
Раздался крик, и снова голоса
Воспели гимн, но в виде отголоска.

И кончив петь, воскликнули: «В леса
Бежит Диана, чтоб изгнать Каллисто,
В чьи помыслы Венерин яд влился́».

И в честь супругов, сохранивших чисто
Свой брачный долг, как требует закон,
За гимном вслед запели голосисто.

Так, думаю, терзаться осужден
Сонм душ, пока палит их пламень рьяный:
Таким лечением в ходу времен,

Закроются в них, наконец, и раны.

« Часть 2 «Чистилище». Песнь 24

Часть 2 «Чистилище». Песнь 26 »