Песнь XVII

Читатель, если в Альпах в облак тонкий
Когда-нибудь вступал ты и сквозь пар
Смотрел, как крот глядит чрез перепонки, —

То помнишь ли, как тускло солнца шар
Во влажные вступает испаренья,
Когда их в небе разрежает жар?

И даст тебе полет воображенья
Представить то, как солнце в этот раз
Явилось мне в минуту захожденья.

Так, по стопам учителя стремясь,
Я шел из облака, облит лучами,
Которых блеск уж под горой угас.

Фантазия! ты с внешними вещами
Так ро́знишь нас, что уж не слышим мы,
Хоть тысяча б гремела труб пред нами.

Кто ж шлет тебя, коль чувства в нас немы?
Шлет свет тебя! Он сходит сам, иль сила
Небесная нам льет его в умы.

Злодейство той, кто вид свой изменила,
Став птицею, привыкшей распевать,
Фантазия! ты мне теперь явила.

И здесь мой дух замкнулся так опять
В самом себе, что ничего из мира,
Из внешнего, не мог уж воспринять.

Затем в мечты ниспал, как дождь с эфира,
Свиреп и дик, тот гордый изувер,
Кто на кресте был ра́спят после пира.

Вокруг него: великий Ассуер,
Эсфирь царица, Мардохей, друг блага,
В делах и в слове честности пример.

Едва сама собой исчезла сага,
Как дождевой пузырь, как скоро в нем
Создавшая его иссякнет влага, —

Лик девушки в видении моем
Предстал в слезах, с словами: «О родная!
Почто ничем во гневе ты своем

Решилась стать, Лавинию спасая?
Убив себя, теряешь дочь, и вот
Я с матерью теряю вольность края».

Как греза рушится, когда падет
Внезапный свет в закрытые нам очи,
Дрожа в обломках, прежде чем умрет —

Так этот призрак канул в сумрак ночи,
Лишь только свет лицо мне озарил
Сильней того, что вынесть в нашей мочи.

Я взор обвел, чтоб видеть, где я был;
Вдруг чей-то глас, сказав: «Здесь всходят в гору!» —
От всех иных предметов отвратил

Мне мысль, и так хотелось мне в ту пору
Узреть того, кто так вещает с гор,
Что я предстать в его не медлил взору.

Но, словно солнце, что слепя нам взор,
В избытке света образ свой скрывает, —
Он поразил глаза мои в упор.

«Божественный то дух! Он предлагает
Без наших просьб длань помощи тебе,
И сам себя во свет свой облекает;

Он нам дает, как каждый сам себе,
Затем что всяк, кто просьбы ждет от брата,
Готов злорадно отказать в мольбе.

Спешим на зов! Коль не минуем ската
И не войдем, покамест длятся день,
Придется ожидать нам дня возврата». —

Так вождь сказал, и я за ним, как тень,
Направил шаг в обитель благодати,
И лишь вошел на первую ступень,

Как за собой услышал глас: «Beati
Pacifici», и ветр, как бы от крыл,
Пахнул в меня, чтоб снять с лица печати.

Так высоко над нами уж светил
Последний луч, за коим ночь приходит,
Что там и сям сверкнул уж блеск светил.

«О силы! Что ж вас в немощь ночь приводит?» —
В душе сказал я, чуя, как тяжел
Истомы гнет, что на меня нисходит.

Мы были там, где дальше уж не вел
Ход лестницы, и скрылись мы под кровом
Горы, как челн, который в порт вошел.

И чтоб узнать, что в этом круге новом, —
На миг свой слух напряг я у межи;
Потом к вождю так обратился с словом:

«Отец мой добрый, что за грех, скажи,
Здесь очищается в скалистом гроте?
Ты шаг сдержал, но слова не держи».

«Любовь к добру, ослабшую в полете, —
Он провещал, — вновь проявляют тут;
Отсталое весло тут вновь в работе.

Но чтоб понять тебе был легче труд, —
В час отдыха впери в меня мышленье;
Слова мои плод добрый принесут.

Ты знаешь, сын, не может быть творенье,
Ни сам Творец творенья, без любви
Природной иль духовной ни мгновенье.

В природе нет ошибки; но, увы!
Другая впасть в ошибку может — целью,
Избытком сил иль слабостью в крови.

Быв предана небесных благ веселью
И благ земных ища не без конца,
Она греху не станет колыбелью.

Но к злу склоняясь иль стремя сердца
Ко благу больше иль слабей, чем надо, —
Тварь восстает тем самым на Творца.

Любовь — отсюда сам поймешь ты, чадо, —
Дает посев делам, как полным благ,
Так полным зла, за них же казнь — награда.

А как любовь к самим себе никак
Не может выгоды своей не видеть,
То нет существ, кто б сам себе был враг.

И как нельзя представить, ни предвидеть,
Чтоб кто вне Бога сам собой быть мог,
То нет причин и Бога ненавидеть.

Итак осталась (коль мой вывод строг)
Любовь одна — любовь творить зло ближним,
И в теле вашем ей тройной исток.

Одни мечтают, взявши верх над ближним,
Чрез то возвыситься, и вот — спешат
С ступеней верхних свергнуть брата к нижним.

Другие славу, почесть, силу мнят
В себе утратить с повышеньем брата,
И потому, злорадствуя, скорбят.

А в третьих — злобой так душа объята
От тяжкой им обиды, что грозу
Отмщенья мнят излить на супостата.

Грех тройственной любви сей здесь внизу
Казнится. Но внимай, как ложной жаждой
Любовь другая вас стремит ко злу.

Добро, хоть смутно, понимает каждый;
Всяк ищет в нем утех душе и мнит
Достичь его, чтоб мир найти однажды.

Всех тех, кого любовь не слишком мчит
Познать добро, снискать его со страстью,
Тех, с покаяньем, сей карниз казнит.

Добро иное вам дает напасти,
Нет блага в нем, — того, что всех важней —
Где плод и корень истинное счастье.

Любовь, стремящая к нему людей,
Казнится в трех кругах вверху над нами,
И состоит из трех она частей,

Но из каких — то мы увидим сами».

« Часть 2 «Чистилище». Песнь 16

Часть 2 «Чистилище». Песнь 18 »