Песнь IV

Громовый гул нарушил сон смущенный
В моей главе и, вздрогнув, я вскочил,
Как человек, насильно пробужденный.

И, успокоясь, взор я вкруг водил
И вглядывался пристально с стремнины,
Чтоб опознать то место, где я был.

И точно, был я на краю долины
Ужасных бездн, где вечно грохотал
Немолчный гром от криков злой кручины.

Так был глубок и темен сей провал,
Что я, вперив глаза в туман, под мглою
В нем ничего на дне не различал.

«Теперь сойду в слепой сей мир с тобою,»
Весь побледнев, так начал мой поэт. —
Пойду я первый, ты иди за мною».

Но я, узрев, как он бледнел, в ответ:
«О как пойду, коль духом упадаешь,
И ты, моя опора против бед!»

И он мне: «Казнь племен, в чей мир вступаешь,
Мне жалостью смутила ясный взгляд,
А ты за ужас скорбь мою считаешь.

Идем: вам путь чрез тысячи преград».
Так он пошел, так ввел меня в мгновенье
В круг первый, коим опоясан ад.

Там — сколько я расслушать мог в томленье —
Не плач, но вздохов раздавался звук
И воздух вечный приводил в волненье.

И был то глас печали, но не мук,
Из уст детей, мужей и жен, в долине
В больших толпах теснившихся вокруг.

Тут добрый вождь: «Почто ж не спросишь ныне,
Кто духи те, которых видишь там?
Узнай, пока придем мы к их дружине:

Безгрешные, за то лишь небесам
Они чужды, что не спаслись крещеньем, —
Сей дверью веры, как ты знаешь сам.

До христианства жив, они с смиреньем,
Как надлежит, не пали пред Творцем;
И к ним и я причтен святым веленьем.

Cим недостатком, не другим грехом,
Погибли мы и только тем страдаем,
Что без надежд желанием живем».

Великой скорбью на сердце снедаем,
Я видел здесь, у роковой межи,
Толпу теней, отвергнутую раем?

«Скажи, мой вождь, учитель мой, скажи! —
Так начал я, да утвержуся в вере,
Рассеявшей сомненье каждой лжи, —

Отверз ли кто себе к блаженству двери
Заслугою своей, или чужой?»
И, тайну слов постигнув в полной мере,

Он рек: «Я внове с этой был толпой,
Когда притек Царь силы, пламенея
Венцом победы, и вознес с Собой

Тень праотца к блаженствам эмпирея
И Авеля, и Ноя, и закон
Создавшего владыку Моисея.

Был Авраам, был царь Давид спасен,
С отцом Израиль и с детьми своими
Рахиль, для ней же столько сделал он,

И многие соделались святыми.
Но знай, до них никто из всех людей
Не пощажен судьба́ми всеблагими».

Так говоря, мы шли стезей своей
И проходили темный лес высокий,
Лес, говорю, бесчисленных теней

Еще наш путь отвел нас недалеко
От высоты, когда я огнь узрел,
Полуобъятый сводом мглы глубокой.

Еще далеко он от нас горел,
Но рассмотреть я мог уж с расстоянья
Почтенный сонм, занявший сей предел.

«Честь каждого искусства и познанья!
Кто сей народ, возмогший приобресть
Такой почет от прочего собранья?»

И он в ответ: «Их имена и честь,
Что в жизни той звучат об них молвою,
Склонили небо так их предпочесть».

Меж тем раздался голос надо мною:
«Воздайте честь певцу высоких дум!
Отшедший дух нам возвращен судьбою».

И вот четыре призрака на шум
К нам двинулись, чтоб ввесть в свою обитель:
Был образ их ни светел ни угрюм.

Тогда так начал мой благой учитель:
«Узри того, что шествует с мечом,
Ведя других как некий повелитель.

То сам Гомер, поэтов царь; потом
Гораций, бич испорченному нраву;
Назон с Луканом вслед идут вдвоем.

Одно нам имя всем снискало славу,
Как здесь о том вещал один глагол;
Затем и честь мне воздают по праву».

Так собрались певцы прекрасных школ
Вокруг отца высокого творенья,
Что выше всех летает как орел.

Поговорив друг с другом, знак почтенья
Мне воздали они: учитель мой
На то смотрел с улыбкой одобренья.

И был почтен я высшей похвалой:
Поставленный в их сонме, полном чести,
Я был шестым средь мудрости такой.

Так к свету шли мы шесть певцов все вместе,
Беседуя, но сказанных речей
Не привожу, в своем приличных месте.

Вблизи от нас был дивный град теней,
Семь раз венчанный гордыми стенами,
И вкруг него прекрасных волн ручей.

Пройдя поток как сушу с мудрецами,
Чрез семь ворот вошли мы в град, где луг
Муравчатый открылся перед нами.

С величием там тени бродят вкруг,
И строгое медлительно их око
И сладостен речей их редких звук.

Там, в стороне, взошли мы на высокий,
Открытый всюду, озаренный дол,
Отколе всех я видеть мог далеко.

На бархате лугов, я там нашел
Великих сонм, скитавшийся пред нами,
И, видя их, в восторг я вдруг пришел.

Электра там со многими друзьями,
Меж коих был и Гектор, и Эней,
И Цезарь, тень с сокольими очами.

Камилла там, Пентезилея с ней,
И царь Латин, поодаль восседавший
С Лавинией, со дщерию своей.

Там был и Брут, Тарквиния изгнавший,
Лукреция с Корнельей средь подруг
И Саладин, вдали от всех мечтавший.

Я взор возвел и мне явился дух —
Учитель тех, что в мудрость ум вперяют,
И с ним семья философов вокруг.

Все чтут его, все на него взирают;
Один Сократ с Платоном от других
К нему всех ближе место занимают.

И Демокрит, что мир судьбой воздвиг,
И Диоген, Зенон с Анаксагором,
И Эмпедокд, Орфей, Эвклид меж них;

Диоскорид, прославившийся сбором,
И Цицерон, и Ливий, и Фалес,
И моралист Сенека перед взором;

И Птоломей, изме́ритель небес,
И Гиппократ, с Галеном, с Авиценной,
И толкователь слов, Аверроэс.

Но кто ж исчислит весь их сонм почтенный?
Мой долгий труд торопит так меня,
Что часто речь полна несовершенно.

Тут лик шести умалился двумя,
И я вошел вслед за моим поэтом
Из тишины туда, где вихрь, шумя,

Кружит в стране, не озаренной светом.

« Часть 1 «Ад». Песнь 3

Часть 1 «Ад». Песнь 5 »