Песнь XVIII

В аду есть округ, Злые рвы прозваньем:
Весь каменный, железа он темней
И обнесен стены таким же зданьем.

В средине самой проклятых полей,
Бездонный кладезь зев разверз широкий;
Но расскажу не здесь о бездне сей.

Край пропасти, между стеной высокой
И кладезем, окру́глен и прорыт
Вкруг десятью долинами глубоко.

Как и́дут рвы, стена́м надежный щит,
Вкруг крепостей, стесняясь у средины,
И каковой от них приемлют вид:

Подобный вид имеют те долины,
И как лежат подъемные мосты
При крепостях: так от подошв стремнины

Кремнистые протянуты хребты,
Идущие чрез стены и провалы,
До кладезя, где все в одно слиты́.

Тут, Герионом сброшены на скалы,
Мы очутились; влево путь чернел:
Подвигся вождь, за ним и я, усталый.

Иную скорбь направо я узрел,
Иных судей, мучения иные,
Которыми весь первый ров кипел.

На дне толпились грешники нагие:
Одни отселе двигались на нас,
Оттоле с нами, но быстрей, другие.

Так Римляне, в огромный сонм столпясь,
Идут чрез мост, в год славный юбилея,
От множества в два строя разделясь:

С одной руки, перед лицом имея
Вал крепостной, в Петров стремятся храм;
С другой, текут к горе, вдали пестрея.

Меж черных скал я видел здесь и там
Чертей рогатых с длинными бичами,
Разивших страшно грешных по хребтам.

Ах! как бегут вприпрыжку и скачками,
Лишь хлопнет бич, и нет здесь никого,
Кто б ждал еще удара за плечами!

Пока мы шли, я встретил одного
Знакомого и молвил в то ж мгновенье:
«Не в первый раз встречаю я его!»

Чтоб рассмотреть, в него вперил я зренье;
А сладкий вождь, остановясь со мной,
Назад вернуться дал мне позволенье.

Бичуемый, поникнув головой,
Надеялся укрыться; но напрасно!
Я молвил: «Ты, так взор склонивший свой, —

Когда твой образ говорит мне ясно, —
Ты Венедико Каччианимик!
За что ж попал ты в щёлок столь ужасный?»

А он: «Ответа не дал бы язык;
Но, твоему вняв звонкому глаголу,
Я вспомнил мир, в котором я возник.

Я убедил прекрасную Гизолу
Ответствовать Маркизу на любовь,
Предав ее злых толков произволу.

Не я один болонец свергнут в ров:
Так много нас вмещают эти стены,
Что не осталось столько языков

Твердить sipa меж Рено и Савены;
А хочешь в этом быть ты убежден,
То вспомни, как жадны́ мои сочлены».

Так говорил; но, сзади поражен,
Он бросился, а вслед кричал нечистый:
«Прочь, изверг! здесь не покупают жен!»

Я поспешил к вождю тропой скалистой,
И мы пришли с поспешностью туда,
Где из стены торчал утес кремнистый.

Тогда, взойдя на камень без труда
И вправо взяв, мы прочь пошли оттуда,
Покинув область вечного суда.

Когда ж пришли, где каменная груда
Дает внизу бичуемым проход,
Мой вождь сказал: «Дождемся здесь, покуда

К нам обратит лицо проклятый род:
Сих грешников не мог ты видеть лица,
Затем, что вместе с ними шел вперед».

И с древних скал узрел я вереницы
Навстречу нам бежавших под утес,
Которых гнали демонов станицы.

И добрый вождь, предвидя мой вопрос,
Сказал: «Взгляни: вот призрак величавый!
Бичуемый, не льет он горьких слез.

О, как он горд величьем царской славы!
Сей дух — Язон, похитивший руно
Колхидское, вождь смелый и лукавый.

Пришед¹ на остров Лемнос, где давно
Отвагой жен в ожесточенье рьяном
Убийство всех мужей их свершено, —

Приветной речью, красотой и саном
Он Изифилу в цвете лет прельстил,
Увлекшую подруг своих обманом.

Там, обольстив, ее он позабыл:
За этот грех казнится высшей властью,
И за Медею рок ему отмстил.

С ним и́дут все, прельщающие страстью!
О первом рве довольно ты узнал
И о толпе, пожранной черной пастью».

Мы были там, где узкий путь у скал
Крест-на́крест вал второй пересекает,
Ведя на мост через второй провал.

И в этом рве я слышал, как стенает
Проклятый род и дышит тяжело,
И сам себя разит и проклинает.

Там плесенью брега обволокло
Зловонье дна, сгущаемое бездной,
И брань со всеми чувствами вело.

Ров так глубок, что было б бесполезно
Смотреть на дно в зловонный сей овраг,
Не взлезши вверх, где свис утес железный.

Мы на него взобрались и сквозь мрак
Я рассмотрел народ, увязший в тине,
Извергнутой, казалось, из клоак.

И одного заметил я в пучине
Столь грязного, что рассмотреть нельзя:
Мирянин он, или в духовном чине.

Он мне кричал: «Что смотришь на меня
Так пристально меж грязными тенями!»
А я: «Затем, что сколько помню, я

Тебя видал с сухими волосами:
Интерминеи мне давно знаком;
Затем тебя преследую глазами».

В башку ударив, он сказал с стыдом:
«Лесть мерзкая нас свергла в ров вонючий!
Без устали болтал я языком».

Так пристально меж грязными тенями!»
И вождь: «Впери сквозь сумрак взор летучий

И ров глубокий обозри вокруг;
Взгляни: вон там, среди бесчестной кучи,
Растрепанной развратницы злой дух

Скребет ногтями грудь в трясине скверной,
То вдруг присядет, то привстанет вдруг:

То тень Таиды, грешницы неверной,
Что на вопрос: «Довольна ль мной?» в ответ
Любовнику сказала: «Ах, чрезмерно!»

И с омерзеньем прочь пошел поэт.

« Часть 1 «Ад». Песнь 17

Часть 1 «Ад». Песнь 19 »