Песнь XVI

Уже я был над каменною гранью,
Где водопад, свергаясь в нижний круг,
Подъемлет шум, подобный пчел жужжанью.

Тогда три тени, отделившись вдруг
От строя душ, бежавших непрерывно
Под страшным ливнем жесточайших мук,

Помчались к нам, подъемля крик призывный:
«Остановись! судя по платью, ты
Идешь из нашей родины противной!»

Увы! как страшны были их черты,
Спаленные огнем ужасной нивы!
О том досель смущают дух мечты.

Наставник мой услышал их призывы
И, обратясь, сказал: «Повремени!
Для этих душ должны мы быть учтивы.

И я сказал бы, если б здесь огни
На зыбь песков так страшно не змеились,
Что лучше б ты так мчался, чем они».

Вновь поднялся — лишь мы остановились —
Их прежний клик; когда ж догнали нас,
Как колесо три тени закружились.

И как бойцы, на битву обнажась,
Чтоб отразить успешней нападенье,
Один с другого не спускают глаз:

Так все, кружась, в меня вперяли зренье
И никогда с движеньем быстрых ног
Не совпадало лиц их направленье.

Тут тень одна: «Коль зыбкий сей песок,
Коль образ наш обугленный, увечный,
Презрительным являют наш порок,

Склонись, хоть ради нашей славы вечной,
Сказать: кто ты, что смело входишь к нам,
Еще живой, в край муки бесконечной?

Вот он, за кем бегу я по пятам,
Теперь нагой, весь черный и убогий,
Едва ль поверишь, как был славен там!

Он храбрый внук Гвальдрады, в жизни строгой,
Тот Гвидогверра, что числом побед
И разумом прославился так много.

Другой, в степях бегущий мне вослед,
Был Альдобранди, тот Теггьяйо славный,
Чьим именем гордиться должен свет.

А я, гнетомый с ними казнью равной,
Я Рустикуччи и, поверь, вполне
Погиб навеки от жены злонравной».

О! если б был я невредим в огне,
Немедля б спрыгнул я к сынам проклятья
И, знаю, вождь не воспретил бы мне.

Но страх сгореть, как эти злые братья,
Вмиг утушил на сердце без следа
Порыв желаний к ним лететь в объятья.

«Нет, не презренье, — я вскричал тогда, —
Но скорбь вселили в грудь мне ваши лики
Печальные (забуду ль их когда!),

Лишь только я от моего владыки
Уразумел, что к нам стремитесь вы,
Чьи подвиги так на земли велики.

Деянья ваши были таковы,
Что я, земляк ваш, с чувством горделивым
Всегда о них внимал из уст молвы.

Покинув желчь, я за вождем правдивым
Стремлюсь к плодам обещанным; сперва ж
Низринусь в центр вселенной к злочестивым».

«О пусть же долго телу будет страж
Твой дух бессмертный! — молвил сын печали. —
Пусть и потомству славу передашь!

Честь и отвага, о скажи, всегда ли
Живут, как жили, в городе родном,
Иль навсегда из стен его бежали?

Гюйдьельм Борсьер, гонимый там огнем,
Недавний гость средь нашего собранья,
Печалит нас рассказами о нем».

«Иной народ и быстрые стяжанья
В тебя вселили гордость и позор,
Флоренция, дом скорби и рыданья!» —

Так я вскричал, поднявши кверху взор,
И три души, смутясь при этой вести,
Услышали как будто приговор.

«О если всем ты говоришь без лести, —
Все три вскричали, — как ответил нам,
Как счастлив ты, что говоришь по чести!

И так, прошед по мрачным сим местам
И возвратясь из стран светил прекрасных,
Когда с восторгом скажешь: я был там!

Поведай людям и об нас несчастных!»
И, круг расторгнув, как на крыльях, вспять
Они помчались вдоль песков ужасных.

Нельзя так скоро и аминь сказать,
Как быстро скрылись с глаз моих три духа.
Тогда пошел учитель мой опять.

Я шел недолго с ним, как вдруг до слуха
Достиг шум вод, столь близкий, что едва
Звук наших слов могло расслушать ухо.

Как тот поток, который мчит сперва
Свой бег с Монвезо на восток по воле,
От левой кручи Апеннин, слывя

В верховьях Аквакетою, доколе
Падет в русло́ долины у Форли,
Где это имя уж не носит боле,

И с яростью грохочет не вдали
От Бенедетто, падая с вершины,
На коей жить и тысячи б могли:

Так здесь, свергаясь с каменной стремнины,
Ток мутных вод подъемлет страшный гром,
Слух оглушая грохотом пучины.

Мой стан обвит был вервию кругом,
Которою когда-то безуспешно
Ловил я Барса с дорогим руном.

И эту вервь над бездной мглы кромешной
Я отрешил, как вождь мне приказал,
И, в клуб смотав, вручил ему поспешно.

И вождь, склонясь направо и от скал
Немного отойдя, что было мочи
Поверг ее в бездонный сей провал.

Знать нечто новое из мрака ночи,
Подумал я, всплывет на новый знак,
За коим так следят поэта очи.

О будь же с теми осторожен всяк,
Что не одни лишь зрят дела очами,
Но разумом пронзают мыслей мрак.

И вождь: «Сейчас предстанет то пред нами,
Чего я жду, и то, о чем в тиши
Ты грезишь, сам увидишь над волнами».

Об истине, приявшей образ лжи,
Чтоб без вины осмеян не был с нею,
О человек, поведать не спеши!

Но здесь молчать, читатель, я не смею,
И я клянусь Комедией моей
(Да в век пребудет благодать над нею!) —

Я зрел во мгле воздушных тех полей
Гигантский образ, кверху выплывавший,
Ужасный для смелейших из людей.

Так, вверх стремясь и ноги подобравши,
Всплывает тот, который, бросив челн,
Нырнул на дно, чтоб якорь, там застрявший

Между каменьев, вытащить из волн.

« Часть 1 «Ад». Песнь 15

Часть 1 «Ад». Песнь 17 »