Русская и мировая классика Переводы и оригиналы |
Все бросили работу и долгое время безмолвно смотрели на дымящуюся вершину вулкана.
— Вулкан пробуждается! — сказал наконец Спилетт. — Уже его пары прорвали минеральный слой. Неизвестно, каких еще чудес натворит подземный огонь, но можно всего ожидать…
— То есть вы хотите сказать, что можно ожидать извержения? — спросил Смит.
— А вы какого мнения на этот счет, Смит? — Спилетт с интересом посмотрел на инженера.
— Я того мнения, Спилетт, что ожидать можно всего на свете… Впрочем, если и произойдет извержение, то я не думаю, чтобы от этого пострадал весь остров. Ведь извержение уже раз здесь было — об этом ясно свидетельствуют застывшие потоки лавы на северных склонах горы. Кроме того, отверстие кратера таково, что извергающиеся вещества должны непременно выбрасываться не на плодоносную часть Линкольна, а в противоположную сторону.
— Но ведь нельзя ручаться, Смит, что извержение произойдет именно через старый кратер, — возразил Спилетт. — Известно, что весьма часто старые кратеры закрываются и образуются новые. Так случалось и в Старом, и Новом Свете: на Этне, на Попокатепетле, на Орисабе…
— Совершенно справедливо, Спилетт, — отвечал Смит, — накануне извержения можно всего опасаться. Достаточно землетрясения, которым нередко сопровождается извержение, — все строение горы изменяется, огненные потоки лавы прокладывают себе другой, новый путь. Я не хочу скрывать от товарищей, что нам может угрожать опасность, но вместе с тем я не полагаю, что эта опасность неизбежна, и волноваться заранее, по-моему, нечего…
— Мне кажется, что за Гранитный дворец нам ни в каком случае нечего бояться, — сказал Спилетт.
— Нет, если будет землетрясение, то пострадает, вероятно, и Гранитный дворец. Это, впрочем, будет зависеть от силы землетрясения, — ответил инженер.
— А уж скотному нашему дворику тогда, видно, несдобровать! — заметил Пенкроф. — Его смахнет и развеет, как какой-нибудь карточный домик!
— Что это вы все такое нехорошее придумываете, Пенкроф? — сказал Наб. — Есть о чем толковать!
— Твоя правда, Наб, — отвечал моряк. — Не стоит об этом толковать! Пойдем-ка лучше работать, дело-то веселее будет!
С этого утра дымок постоянно вился над вершиной горы, и даже можно было наблюдать, как с каждым днем дымок становится гуще и поднимается выше. Однако к густым его клубам не примешивалась ни единая искра пламени. Пока еще процессы шли в нижней части центрального очага.
Работы между тем шли обычным порядком. Колонисты очень торопились с постройкой судна. Пользуясь силой прибрежного водопада, Смит придумал гидравлическую пилу, работавшую так же, как деревенские лесопилки в Норвегии. Все, что требовалось, — придать бревну горизонтальное направление, а пиле — вертикальное. Смиту это удалось при помощи колеса, двух валов и соответствующей комбинации блоков.
К концу сентября каркас корабля был готов, судно решили оснастить как шхуну. Все шпангоуты держались на временных креплениях, и уже ясно выступала форма судна. На этой шхуне, отличавшейся узкой носовой частью и очень широкой кормой, несомненно, можно было в случае нужды делать довольно большие переходы, но настил палубы и вообще отделка должны были занять еще много времени.
К счастью, колонистам удалось спасти все металлические детали со взорванного «Быстрого». Из исковерканной обшивки Пенкроф и Айртон вытащили винты и множество медных гвоздей. Кузнецам работы стало меньше, но у плотников ее не убавилось.
На некоторое время колонисты должны были прекратить постройку судна, чтобы заняться уборкой хлеба и покосом на плато. Окончив это дело, они снова взялись за топоры, молотки и струги.
— Теперь уж не отойдем, пока не доделаем! — говорил Пенкроф.
— Да отдохни хоть немного, Пенкроф! — просил иногда Герберт. — Смотри, ты совсем измучился!
— Э, дружок! — отвечал моряк. — Ну что за отдых, коли работа не окончена? Никакой нет охоты отдыхать. Вот как отделаем суденышко — тогда дело другое, тогда я знатно отдохну.
Колонисты, желая как можно больше времени выиграть на постройку, переменили часы обеда и ужина. Они обедали теперь ровно в полдень, а ужинали, когда уже совсем вечерело и надо было поневоле прекращать работу. После ужина все тотчас же ложились спать.
— В постель, в постель! — командовал Пенкроф. — Завтра рано вставать!
Невзирая на это, иногда разговор все-таки завязывался после ужина и отдалял час отдыха. Заходила, например, речь о том, чего можно ожидать от путешествия на новом судне, куда на нем можно доплыть, на которую из ближних земель легче всего попасть и каких перемен следует ожидать после посещения той или другой земли.
Пенкроф, увлекшись мечтами, скорее всех забывал о необходимости сна и строил самые фантастические планы.
Но как ни разыгрывалось воображение линкольнцев, господствующей их мыслью было снова возвратиться на свой остров.
— Никогда мы не оставим нашей колонии! — говорил Спилетт. — Мы столько положили труда на ее устройство, и нам так отлично все удалось… Когда у нас будет правильное сообщение с Америкой, то ничего не останется и желать.
Пенкроф и Наб особенно горячо выражали свою решимость окончить дни на острове Линкольна.
— Герберт, — говорил моряк, — ты ведь никогда не покинешь нашего острова?
— Никогда, Пенкроф — отвечал Герберт. — Особенно если ты решишься тут остаться.
— Я уж это давным-давно решил, дружок, — отвечал Пенкроф. — Ты поедешь в Америку, погуляешь там, а я тебя буду тут ждать. Ты там женишься и привезешь ко мне жену и детишек. И уж будь покоен — я из твоих мальчуганов таких молодцев сделаю, только держись!
— Хорошо, хорошо, Пенкроф, — отвечал, смеясь и краснея, Герберт.
— А вы, господин Смит, так уж на веки вечные и останетесь губернатором острова, — продолжал размечтавшийся моряк. — Я другого не желаю и на другого не согласен. А сколько на острове может поместиться жителей, как вы полагаете? Тысяч десять душ? Да что десять тысяч — больше!
Спилетт улыбался, слушая моряка, но увлекался не менее его и кончал тем, что выражал ласкаемую им надежду основать линкольнскую газету — «Нью-Линкольн геральд».
Так уж создан человек: у него всегда есть потребность создать что-нибудь если не вечное, то долговечное — что-нибудь такое, что его переживет.
В конце концов, кто знает, быть может, Топ и Юп тоже тешились какими-нибудь мечтами!
Айртон никому не высказывал ни своих надежд, ни своих опасений, ни планов; у него была одна мечта — увидать лорда Гленарвана и доказать всем, что он, Айртон, действительно нравственно переродился.
15 октября вечером беседа колонистов затянулась дольше обычного. Усталость после дневных работ, однако, брала свое, и частые зевки показывали, что пора на покой.
— Уж девять часов, — сказал Пенкроф, — время на боковую!
Он уже направился к своей постели, как вдруг зазвенел электрический звонок, помещавшийся в большом зале Гранитного дворца.
Все колонисты — Смит, Герберт, Спилетт, Наб, Айртон, Пенкроф — находились в зале… На скотном дворе, значит, никого из них не было. Кто же мог звонить?..
Смит встал со своего места. Все переглянулись и начали прислушиваться.
— Что это значит? — воскликнул Наб. — Черт, что ли, звонит?
Никто ему не ответил.
— Теперь бурная погода, — заметил Герберт. — Быть может, действие электричества так…
Герберт не окончил фразы. Инженер, на которого были обращены глаза всех товарищей, покачал отрицательно головой.
— Подождем, — сказал Спилетт. — Если действительно кто-нибудь желает послать нам депешу, то звонок повторится.
— Да кто же может нам послать депешу? — воскликнул Наб. — Кто?
— А тот, знаешь? — отвечал Пенкроф. — Тот, что…
Новый звонок прервал фразу моряка. Смит подошел к столику и послал следующий запрос:
«Что вам угодно?»
Несколько минут спустя он получил ответ:
«Спешите, не теряя ни минуты, на скотный двор».
— Наконец-то! — воскликнул Смит.
Да, наконец-то тайна обещала раскрыться!
И усталость, и сон как рукой сняло. Колонисты безмолвно и быстро собрались. Дома оставили лишь Топа и Юпа.
Ночь была очень темная. Лунный серп исчез вместе с солнцем. Тяжелые грозовые тучи так заволокли небо, что не видно было ни единой звездочки. Только время от времени на горизонте сверкала молния.
Гроза приближалась и через несколько часов непременно должна была разразиться над островом.
Но никакая темнота, никакая гроза не могли остановить людей, привыкших во всякое время пробираться по дороге к скотному двору.
Они были очень взволнованы и шли скорым шагом. Они не сомневались, что наступил час объяснения загадки, что они наконец узнают имя таинственного существа, их великодушного и могущественного доброжелателя.
В лесу было так темно, что колонисты даже не могли различать дороги, и так тихо, что раздавался каждый шаг. Звери и птицы, чуя близкую грозу, притаились. Ни малейший ветерок не шевелил листву.
Они шли уже с четверть часа, когда Пенкроф прервал молчание:
— Нам бы следовало захватить с собой фонарь!
Инженер ему ответил:
— Мы найдем фонарь на скотном дворе.
Молния сверкала все чаще; временами горизонт вдруг озарялся ослепительным светом. Вдали слышались громовые раскаты. В воздухе стало душно.
Колонисты стремились вперед, увлекаемые какой-то невиданной силой.
В четверть десятого яркая молния озарила ограду скотного двора. Едва они успели войти в ворота, как раздались оглушительные громовые удары.
Смит первый приблизился к двери домика.
Может быть, неизвестный здесь… Его телеграмма послана, несомненно, отсюда. Однако в окошке не было света.
Инженер постучал в дверь.
Никакого ответа.
Смит, обождав минуту, отворил дверь и вошел; за ним вошли остальные колонисты.
Комната была темна.
Наб вынул кремень и огниво и высек огонь. Через несколько секунд колонисты зажгли фонарь и обошли комнату, освещая каждый уголок.
В комнате никого не было. Все стояло на месте. Комната была в том виде, в каком ее оставили колонисты.
— Что же это, неужто нам привиделось? — проговорил Смит. — Нет, это невозможно! Телеграмма была получена, и в этой телеграмме ясно сказано: «Спешите, не теряя времени, на скотный двор».
Инженер приблизился к телеграфному столику. Тут тоже все было в порядке.
— Кто был здесь в последний раз? — спросил Смит.
— Я, господин Смит, — отвечал Айртон.
— Когда?
— Четыре дня назад.
— А, вот записка! — воскликнул Герберт, хватая лист бумаги, лежащий на столике.
На листке было написано по-английски: «Следуйте по пути новой телеграфной ветки».
— В путь! — крикнул Смит.
Он теперь понял, что депеша была послана не со скотного двора, а из таинственного убежища, которое сообщалось посредством нового телеграфного провода с Гранитным дворцом.
Наб взял зажженный фонарь.
Гроза бушевала с несказанной яростью. Молния сверкала почти непрерывно. При ее блеске выступала из мрака гора и виднелся дымящийся вулкан.
— Где ж новый провод? — сказал Пенкроф, осматриваясь.
— Вероятно, дальше, за воротами, — отвечал ему инженер.
Действительно, за воротами колонисты, подойдя к первому столбу, увидели при свете молнии новый провод, спускавшийся на землю.
— Вот он! — сказал Смит.
Проволока тянулась по земле, но была обмотана изолирующим веществом, как это делается в подводном телеграфном канате.
При свете фонаря и блеске молнии колонисты пустились по пути, обозначаемому телеграфным проводом.
Гром гремел непрерывно; удары его были так оглушительны, что колонисты не могли даже разговаривать.
Впрочем, не до разговоров было…
Они сначала взобрались на утес, возвышавшийся между долиной, которая прилегала к скотному двору, и долиной реки Водопада, и переправились через реку. Проволока то протягивалась по нижним ветвям деревьев, то тянулась по земле.
Смит предполагал, что проволока окончится в конце долины и что тут они найдут таинственное убежище доброго гения острова. Смит на этот раз ошибся.
Пришлось взбираться на юго-западный утес и спуститься на обнаженную, бесплодную, дикую площадь, которой заканчивалась стена прихотливо нагроможденных базальтовых скал.
Время от времени кто-нибудь из колонистов приостанавливался, наклонялся и щупал телеграфный провод. Удостоверившись, что следуют правильно, они шли далее.
Колонисты более не сомневались, что провод приведет их к морю. По всей вероятности, там, среди скал, находилось таинственное жилище, которое они тщетно до сих пор разыскивали.
Все небо было в огне; молния ударяла в вершину вулкана, и иногда казалось, что из кратера вылетает пламя.
Около десяти часов колонисты достигли карниза высокой гряды, возвышавшейся на западном берегу океана. Поднялся сильный ветер. На пятьсот футов ниже морские волны с яростью били о гранит, осыпая подножие скалы белой пеной.
— От скотного двора до этого утеса будет мили полторы, — сказал Смит.
— По крайней мере полторы, — отвечал Пенкроф, — а то и больше. А где ж провод?
— Вот он, — сказал инженер. — Он теперь идет между скал, вот по этому скату…
— Крутенько здесь! — заметил Пенкроф.
— Да, и поэтому надо пробираться как можно осмотрительнее: один неверный шаг — и обвалившаяся глыба увлечет в море.
— Бог милостив, проберемся благополучно! — отвечал моряк. — Смотри, Герберт, осторожней…
— Не беспокойся, — отвечал Герберт, — я очень осторожен.
Чем дальше, тем спуск был труднее и опаснее, но они благополучно спустились с такого отрога, по которому даже при дневном свете другие люди не рискнули бы ступить шага. Камни беспрестанно сыпались из-под ног и при свете молнии сверкали, как воспламененные болиды. Смит шел впереди, Айртон позади всех. То они пробирались шаг за шагом, то скатывались по голой, гладкой скале, то снова поднимались и снова начинали пробираться шаг за шагом.
Наконец телеграфная проволока круто повернула в прибрежные утесы, которые, по всей видимости, во время сильных приливов совершенно скрывались под морскими водами.
Колонисты достигли подошвы базальтовой стены и очутились перед узким уступом, спускавшимся прямо в море. Телеграфная проволока тянулась по этому уступу, и колонисты, не задумываясь, двинулись вперед. Не успели они сделать и ста шагов, как уступ понизился и под самыми их ногами засверкали морские волны.
Инженер схватился за провод и увидел, что он уходит в море.
Спутники его были поражены: у всех вырвался невольный крик отчаяния. Неужто после всех тяжелых трудов предстояло еще кинуться в море и отыскивать подводную пещеру?
Они были до того возбуждены, что, пожалуй, не поколебались бы и это сделать.
Один Смит не смутился, не утратил хладнокровия.
— Подождем, — сказал он товарищам. — Посидим вот здесь!
И он указал на углубление в скале.
— Чего ж ждать, Сайрес? — спросил Спилетт.
— Теперь прилив. Надо подождать отлива, и тогда дорога нам откроется.
— Почему ж вы так полагаете, господин Смит? — спросил Пенкроф.
— Если бы не было возможности до него добраться, он бы нас не позвал, — отвечал Смит.
Инженер говорил так уверенно, что никто ему не возражал. Его предположение, впрочем, было совершенно правдоподобно. Легко было допустить, что у подножия базальтовой стены существовала подводная пещера, вход в которую закрывали сейчас волны.
Предстояло, следовательно, провести несколько томительных часов в ожидании отлива.
Колонисты приютились под навесом скалы. Из черных туч, раздираемых зигзагами молний, потоками стал низвергаться ливень. Эхо гулко повторяло раскаты грома, усиливая их оглушительный грохот.
Колонистов охватило крайнее волнение. У каждого возникло множество странных мыслей. Все ждали чего-то сверхъестественного: вот сейчас возникнет перед ними величественное видение, появится великан, исполненный невероятной мощи, — ведь только сказочный образ мог соответствовать их представлению о таинственном могуществе незнакомца.
Наступила полночь.
Смит, взяв фонарь, спустился к самому краю и принялся осматривать расположение утесов.
— Как давно начался отлив? — спросил Спилетт.
— Два часа назад, — отвечал Пенкроф.
Инженер не ошибся. Мало-помалу из-под воды начал обозначаться свод громадной пещеры. Телеграфная проволока проникала в эту отверстую пасть.
Смит вернулся к товарищам и сказал:
— Через час откроется вход в пещеру.
— Так есть вход в пещеру? — спросил Пенкроф.
— А вы разве в этом сомневаетесь?
— Но ведь пещера будет наполнена водой, — заметил Герберт. — Как же мы по ней проберемся?
— Что-нибудь одно, — отвечал Смит, — или эта пещера совершенно освободится от воды — и в таком случае мы перейдем ее пешком, или она будет залита водой — и в таком случае нам будет дана возможность переплыть ее.
Прошел еще час. Дождь лил стеной. Колонисты спустились к самому морю. В три часа вода понизилась на пятнадцать футов. Свод все более и более открывался. Он походил на огромную арку, под которой с шумом катились пенящиеся волны.
Смит наклонился и увидел какой-то черный предмет, плавающий на морской поверхности. Он потянул его к себе.
То была лодка, привязанная веревкой к выступу утеса, под аркой.
— Лодка! — сказал он товарищам. — Лодка из листового железа! Вот и два весла. Садитесь.
Наб и Айртон взяли весла, Пенкроф сел править рулем. Смит занял место на носу и поставил фонарь на форштевень, освещая дорогу.
Низкий свод, под который вошла лодка, вдруг поднялся, но вокруг стояла такая густая тьма, а свет фонаря был так слаб, что колонисты не могли определить ни ширины, ни высоты, ни глубины пещеры. Среди этого подземного базальтового строения царствовало величественное безмолвие. Ни единый звук не проникал сюда: шум проливного дождя, бушующий ветер, блеск молнии — все это вдруг исчезло и смолкло.
В некоторых странах существуют такие пещеры. Одни скрыты под морскими волнами, другие вмещают в себя целые озера. Такова Фингалова пещера на острове Стаффа, на одном из Гебридских островов; гроты Морга в бухте Дуарнене в Бретани, гроты Бонифачо на Корсике, пещера Люсе-фиорда в Норвегии; такова исполинская Мамонтова пещера в Кентукки, имеющая пятьсот футов в высоту и более двадцати миль в длину.
Колонисты плыли уже около четверти часа. Лодка двигалась быстро. Время от времени раздавался голос инженера, который указывал, куда повернуть.
— Направо! — вдруг скомандовал Смит.
Лодка повернула и пристала к правой стороне пещеры.
— Я хочу поглядеть, тянется ли проволока по этой стене, — сказал инженер.
— Что же, тут она? — спросил Пенкроф.
— Да, здесь, на выступе гранита. Вперед!
Колонисты плыли еще с четверть часа.
— Уж мы, пожалуй, проплыли с полмили, — сказал Пенкроф, — как вы думаете, господин Спилетт?
— Да, около того.
Вдруг снова раздался голос Смита:
— Стоп!
Лодка остановилась. Колонисты увидели яркий свет, озарявший громаднейшую подземную пещеру. И тогда стало возможно рассмотреть этот тайник, о существовании которого никто не подозревал.
На высоте ста футов поднимался округлый свод, поддерживаемый базальтовыми столбами, казалось изваянными по одной мерке. Такие огромные колонны природа воздвигала тысячами в первые эпохи образования земной коры; в найденной пещере на них опирались неправильной формы арки и причудливые карнизы. Обрубки базальта, поднятые друг на друга, достигали сорока-пятидесяти футов высоты; подножия колонн омывала вода — совершенно спокойная, несмотря на бурю, бушевавшую над островом. Лучи, исходившие из неведомого источника света, замеченного инженером, четко обрисовывали каждую грань базальтовых призм, зажигали на них огненные искры и как будто пронизывали стены пещеры, словно они были прозрачные, превращали малейшие их выпуклости в блистающие самоцветы. Все эти разнообразные сверкающие блики отражались в воде, трепетали на ее поверхности, и казалось, что лодка плывет среди огнеметных струй.
Не могло быть никакого сомнения относительно отражавшегося в воде света, выхватывавшего из темноты снопами своих лучей очертания базальтовых стен, колонн и сводов пещеры. Свет этот, конечно, давало электричество: о его происхождении говорил белый оттенок лучей. Электричество заменяло солнце в этой пещере и всю ее заливало светом.
По знаку Сайреса Смита весла вновь ударили по воде, вокруг дождем алмазов рассыпались брызги, лодка тронулась к тому месту, откуда разливался свет, и вскоре уже была от него не более чем в полкабельтове.
Подземный водоем достигал тут ширины в триста пятьдесят футов, а за ослепительным источником света видна была огромная базальтовая стена, закрывавшая впереди путь. Пещера значительно расширялась, и воды морские образовали тут озеро. Но по-прежнему и свод, и боковые стены пещеры, и каменный заслон, замыкавший ее, все эти базальтовые призмы, цилиндры, конусы затоплял поток электрического света, такого яркого, что он как будто исходил от этих каменных глыб; казалось, что их огранили, как драгоценные бриллианты, и каждая грань горит разноцветными огнями!
На середине озера виднелся какой-то длинный предмет веретенообразной формы, поднимавшийся над застывшей, неподвижной водой. Из обоих концов его вырывался свет, словно из жерла двух накаленных добела печей.
Лодка медленно приближалась. Смит приподнялся со своего места и с величайшим волнением всматривался в странный ослепляющий предмет… Вдруг он схватил за руку Спилетта и воскликнул:
— Это он! Это может быть только он! Он!
И снова опустился на свое место, проговорив какое-то имя, которое мог расслышать только один Спилетт.
Произнесенное имя, по всей вероятности, было прежде известно Спилетту, потому что произвело на него ошеломляющее впечатление, и он глухим голосом проговорил:
— Он? Человек, объявленный вне закона?
— Он! — повторил Смит.
По распоряжению инженера лодка приблизилась к странному плавучему аппарату и пристала к левому его боку, из которого через толстое стекло вырывался целый сноп света.
Смит и его товарищи взошли на платформу и увидели на ней откидную дверь, ведущую вниз.
Все кинулись в эту дверь.
Внизу лестницы был узкий проход, освещенный электрическим светом, а в конце этого прохода — другая дверь, которую Смит решительно распахнул.
Богато убранный зал, который быстро перешли колонисты, примыкал к библиотеке, где с потолка лились целые потоки электрического света.
Из библиотеки Смит отворил дверь в обширный покой, нечто вроде музея, где были собраны вместе с редкими образцами минералов, растений и рыб произведения искусства.
Колонисты, пораженные чудесами, представшими их глазам, начинали думать, что действительно попали в какой-то волшебный замок.
На богатом диване лежал человек, который, казалось, не заметил их появления.
Тогда Смит, к величайшему изумлению своих спутников, произнес:
— Капитан Немо, вы нас звали, и мы пришли…
Часть 3.
Глава 15. Телеграмма
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн
Искать произведения | авторов | цитаты | отрывки
Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен