Глава 52

---

О дальнейшем управлении Санчо островом Баратарией и о прискорбном конце его губернаторства

Когда Санчо вместе со своей свитой совершил обход вверенного его управлению острова и вернулся в свой дворец, он сейчас же лег спать и, с приятным сознанием исполненного долга, проспал до утра сном праведника, а майордом, удивленный речами и поступками Санчо Пансы, провел остаток ночи над составлением письма своим господам. Наконец сеньор губернатор проснулся. По приказанию доктора Педро Ресио на завтрак ему было предложено немного варенья и глотка четыре холодной воды, — все это Санчо охотно променял бы на ломоть хлеба и гроздь винограда. Но все же он с большим прискорбием в душе и терзанием в желудке подчинился этой диете, так как Педро Ресио уверил его, что умеренная и легкая пища оживляет мысль и что такая еда вполне подобает особам, занимающим важные должности, которые требуют затраты не столько телесных, сколько духовных сил.

Санчо мучился от голода и в глубине души проклинал губернаторство и даже того, кто ему его пожаловал. Тем не менее, покушав варенья и оставшись голодным, он и в этот день занялся судопроизводством. Первым делом явился к нему один приезжий, который в присутствии майордома и прочей челяди обратился к Санчо с такой просьбой:

— Я прошу у вас, сеньор, совета по очень важному и запутанному делу. По владениям одного вельможи протекает многоводная река; через нее переброшен мост, а около него стоит виселица и воздвигнуто здание, где заседают четверо судей. Эти судьи должны наблюдать за строгим выполнением закона, изданного владельцем поместья. Закон этот гласит: «Каждый, кто проходит по этому мосту, обязан под присягой указать, куда он идет и с какой целью. Если он скажет правду, его беспрепятственно пропускают дальше, если солжет, тогда его осуждают на смерть и вешают на стоящей рядом виселице». С тех пор как был издан этот суровый закон, много людей переходило через мост, и, как только выяснялось, что они говорили правду, судьи отпускали их на все четыре стороны. Но недавно какой-то прохожий показал под присягой, что он явился сюда для того, чтобы его повесили на этой виселице. Клятва эта смутила судей, они рассуждали так: «Если мы отпустим этого человека на свободу, то выйдет, что он поклялся ложно, а в таком случае, согласно закону, он должен быть казнен. Но если мы приговорим его к виселице, то тогда окажется, что он говорил правду, поклявшись, будто явился сюда для того, чтобы его повесили, — и, следовательно, согласно тому же закону, он должен быть отпущен на свободу». Так вот я и спрашиваю вас, ваша милость сеньор губернатор, что делать судьям с этим человеком, потому что они и по сей час пребывают в смущении и нерешительности. Прослышав о высоком и проницательном разуме вашей милости, они послали меня к вам, дабы я от их имени попросил вашу милость дать ваше заключение в этом запутанном и неясном деле.

На это Санчо ответил:

— Сдается мне, что это дело можно решить в двух словах, и вот как. Этот человек поклялся, что пришел для того, чтобы его повесили. Итак, если его повесят, то клятва его окажется правдивой и по закону его нужно отпустить на свободу. Но если его отпустить на свободу, то выйдет, что клятва его ложная и что он заслуживает виселицы.

— Сеньор губернатор рассуждает вполне правильно, — ответил посланный, — вы, без сомнения, поняли и уразумели это дело в совершенстве, так что лучше и желать нельзя.

— В таком случае, — сказал Санчо, — пусть судьи пропустят ту половину этого человека, которая сказала правду, и повесят другую половину, которая солгала; таким образом закон будет соблюден в точности.

— Но ведь тогда, сеньор губернатор, — возразил посланный, — придется этого человека разрезать на две половины — одну правдивую, а другую лживую, — и таким образом он неизбежно умрет, и закон не будет соблюден.

— Послушайте-ка, милейший сеньор, — ответил Санчо, — если только я не болен, то у вашего прохожего столько же оснований умереть, как и остаться в живых и перейти мост, — ибо поскольку правда дарует ему жизнь, постольку ложь осуждает его на смерть. Поэтому скажите от моего имени пославшим вас сеньорам, чтобы они даровали этому путнику свободу, ибо всегда похвальнее делать добро, чем зло. Под этим решением я подписался бы собственноручно, если бы только умел подписываться. Все, что я вам говорю, я взял не из своей головы, а просто припомнил одно из наставлений, преподанных мне моим господином Дон Кихотом накануне моего отъезда сюда на остров. Он говорил и советовал мне в сомнительных делах избирать путь милосердия.

— Сеньор губернатор, — сказал майордом, — вы решили это дело так мудро, что самые знаменитые законодатели не могли бы решить лучше. Закончим же на этом наше утреннее заседание, а я сейчас распоряжусь, чтобы сеньора губернатора угостили обедом по его вкусу.

— Этого-то мне и надо, скажу прямо, начистоту! — воскликнул Санчо. — Дайте мне поесть, а потом пускай всякие запутанные и неясные дела сыплются на меня градом, — я их в один миг разрешу.

Майордом, которого начинала мучить совесть за то, что он морит голодом такого разумного губернатора, каким оказался Санчо Панса, решил угостить его хорошим обедом, тем более что он рассчитывал в тот же вечер закончить комедию с Санчо, сыграв с ним последнюю шутку.

Таким образом, в этот день Санчо, вопреки всем предписаниям доктора из Тиртеафуэры, наелся до отвала.

Когда он уже вставал из-за стола, внезапно прибыл гонец с письмом от Дон Кихота к губернатору. Санчо велел секретарю прочесть его сначала про себя, и, если в письме не окажется сообщений, которые следует хранить в тайне, прочитать его вслух. Секретарь повиновался и, пробежав письмо, сказал:

— Это письмо можно прочесть громко, потому что все, что сеньор Дон Кихот пишет вашей милости, следовало бы напечатать золотыми буквами для всеобщего сведения, а пишет он следующее:

---

Письмо Дон Кихота Ламанчского к Санчо Пансе, губернатору острова Баратарии

Я все время опасался, друг мой Санчо, что до меня дойдут слухи о твоих промахах и оплошностях. Но, против ожиданий, все хвалят твою рассудительность. Поэтому я воздал особую благодарность небу, которое может вознести на высоту бедняка, валяющегося в навозе, и сделать глупца разумным. Мне сообщают, что ты правишь, как настоящий человек, а вместе с тем так скромен и неприхотлив в своих личных требованиях, словно ты какое-нибудь бессловесное животное. Должен тебе заметить, Санчо, что правителю ради поддержания достоинства своего сана часто приходится поступать наперекор смирению своего сердца. Поэтому постарайся побороть свои слишком простые и даже низменные вкусы и привычки и держи себя, как подобает твоему высокому положению. Одевайся всегда хорошо, ибо даже дубина, если ее разукрасить, не кажется больше дубиной. Я не хочу сказать, что тебе следует наряжаться и украшать себя разными побрякушками. Нет! Но ты обязан носить платье, приличествующее твоему сану, и заботиться о том, чтобы оно всегда было чисто и опрятно.

Чтобы заслужить расположение народа, которым ты управляешь, ты должен прежде всего соблюдать следующие два правила: во-первых, будь со всеми приветлив, а во-вторых, неуклонно заботься о том, чтобы твои подданные были сыты, ибо ничто так не ожесточает сердца бедняков, как голод и лишения.

Не издавай слишком много указов, а если будешь издавать, то старайся, чтобы они были дельными, а главное, позаботься, чтобы их соблюдали и исполняли. Если законы не исполняются, то подданным невольно приходит на мысль, что у правителя, издавшего их, хватило разума, чтобы их составить, но не хватило мужества и власти настоять на их соблюдении. Помни, что самые суровые законы, если их не исполняют, подобны тому чурбану, который сделался царем у лягушек: сначала они его испугались, а потом стали презирать. Будь отцом для добродетели и отчимом для порока. Постоянная суровость так же нехороша, как и постоянная кротость: избери средний путь между этими крайностями. В этом и состоит истинная мудрость. Посещай и осматривай тюрьмы, бойни и рынки, ибо это очень важно: поступая так, ты будешь утешителем узников, надеющихся на скорое разрешение их дел, устрашишь мясников, заставив их отвешивать правильно, и уничтожишь плутни рыночных торговок. Вспоминай и передумывай те советы, которые я написал для тебя накануне твоего отъезда на остров. Следуй им, и ты убедишься, что они окажут тебе великую помощь во всех тяготах и затруднениях, которые на каждом шагу встречают губернаторы. Напиши герцогу и герцогине и вырази им свою благодарность, ибо неблагодарность — дочь гордости и один из величайших грехов, какие только существуют, а человек, питающий благодарность к тому, кто его облагодетельствовал, показывает, что он проявит себя благодарным и к господу богу за все его великие милости.

Сеньора герцогиня отправила к твоей жене Тересе Пансе нарочного с платьем и особым подарком, и мы вскоре ожидаем от нее ответа. Пиши мне обо всем, что с тобой случится. Поспеши с этим, ибо я скоро собираюсь покончить с этой праздной жизнью, для которой я не рожден.

Прощай, и да охранит тебя господь от того, чтобы внушить людям сострадание.
Твой друг Дон Кихот Ламанчский.

---

Санчо с большим вниманием прослушал письмо Дон Кихота, и все присутствующие в один голос похвалили это послание и нашли его весьма разумным. Затем Санчо встал из-за стола и, подозвав секретаря, заперся с ним в своих покоях; ему хотелось, не откладывая дела в долгий ящик, тотчас ответить своему господину Дон Кихоту. Он продиктовал секретарю следующее письмо:

---

Письмо Санчо Пансы к Дон Кихоту Ламанчскому

У меня так много забот и дел, что не хватает времени почесать себе голову и даже постричь ногти, которые у меня так отросли, что просто хоть плачь.

Поэтому прошу вас, дорогой мой сеньор, не сердиться на меня за то, что я до сих пор не написал, хорошо или плохо живется мне на моем острове. Голодаю я здесь так, как не голодал даже в те времена, когда мы с вами вдвоем скитались по лесам и пустыням.

Вчера получил я письмо от господина моего герцога. Он сообщил мне, что на остров проникли какие-то шпионы, которые замышляют меня убить. Однако пока мне удалось обнаружить только одного злоумышленника, некоего лекаря, которого держат здесь на жалованье для того, чтобы он сживал со света всех прибывающих сюда губернаторов; зовут его доктор Педро Ресио, и родом он из Тиртеафуэры, — судите сами, ваша милость, что это за имя! Как же тут не побояться, что он доведет тебя до смерти? Этот доктор сам про себя говорит, что его дело не лечить болезни, когда они появляются, но предупреждать болезнь до ее появления; и в качестве лекарства он прописывает все время диету, так что его больные под конец становятся одна кожа да кости, как будто худоба не есть зло почище иной лихорадки. Словом, он морит меня голодом, а я умираю от злости. Ведь я-то думал, что, сделавшись губернатором, буду есть горячее и пить прохладительное, буду нежить свою плоть на голландских простынях и на пуховиках, а вместо того я живу в скудности, словно какой-нибудь отшельник.

До сих пор я еще и податей не получал и взяток не брал. Не понимаю, что бы это такое значило, потому что здешние люди говорили мне, что обыкновенно, когда на этот остров назначается губернатор, то еще до прибытия его сюда жители дарят или ссужают ему большие деньги, и что так ведется не только у здешних губернаторов, но и у всех правителей вообще.

Рынки я посещаю, следуя советам вашей милости, и вчера видел одну торговку, которая продавала свежие орешки. Обнаружив, что она в меру свежих орешков подсыпает меру старых, гнилых пустышек, я распорядился все эти орехи отдать школьникам, — они-то уж сумеют в них разобраться, — а торговке запретил в течение двух недель появляться на рынке. Говорят, что я поступил правильно. Одно только скажу вашей милости: здесь в народе держится мнение, что рыночные торговки — самое злое отродье на свете, потому что все они бесстыдны, бессердечны и нахальны, и я с этим согласен, так как немало их видел в других городах.

Я очень доволен, что сеньора герцогиня написала моей жене Тересе Пансе и послала ей подарок, о котором говорит ваша милость. В свое время я постараюсь выказать ей свою благодарность; поцелуйте ей от моего имени ручки, ваша милость, и передайте, что дары ее попали не в дырявый мешок, — она в этом убедится на деле.

Если жена моя Тереса Панса пришлет мне письмо, то заплатите за его доставку и перешлите сюда, так как мне очень хочется узнать что-нибудь о моем доме, жене и детях. А засим, да избавит господь бог вашу милость от зловредных волшебников, и да поможет он мне подобру-поздорову закончить мое губернаторство, хоть я на это и не надеюсь, так как думаю, что благодаря заботам доктора Педро Ресио живым мне отсюда не выбраться.

Слуга вашей милости
губернатор Санчо Панса.

---

Секретарь запечатал письмо и тотчас же послал гонца обратно, а сам отправился к дворецкому и майордому. Наступило время, когда им надо было закончить комедию с губернаторством Санчо, и они держали совет, как удобнее это сделать. Что же касается Санчо, то он провел вечер за составлением указов, посредством которых он надеялся поднять благосостояние жителей своего острова. Он установил строгий надзор за торговлею съестными припасами, разрешил ввоз вина отовсюду и назначил суровые наказания за всякого рода мошенничества с вином; он понизил цену на обувь, особенно же на башмаки, которые, по его мнению, стоили чрезмерно дорого; определил размеры жалованья слугам; запретил слепым распевать о чудесах, если они не могут доказать, что чудеса эти действительно совершились; учредил должность альгвасила для бедняков, но не с тем чтобы тот их преследовал, а с тем чтобы проверял, действительно ли они бедны; ибо часто маска притворного увечья и показных язв прикрывает воровские руки и здоровых пропойц. Одним словом, он сочинил столько прекрасных распоряжений, что они и по сей день соблюдаются в тех краях и носят название установлений великого губернатора Санчо Пансы.

А пока этот великий губернатор трудился над составлением своих мудрых законов, решительная перемена готовилась в его судьбе. Не следует думать, что все в нашей жизни пребывает неизменным. Напротив, все на земле совершает свой круг. За весной следует лето, за летом осень, за осенью зима, за зимой весна, — время идет себе да идет, вращаясь, как бесконечное колесо. Человеческая жизнь мчится к своему концу быстрее ветра, не ведая земного возрождения. Мы говорим об этом не из желания прославиться своею мудростью, а только для того, чтобы читателя не удивила быстрота, с какой закончилось, распалось и рассеялось, как дым, достославное губернаторство Санчо Пансы.

В седьмую ночь своего правления Санчо лежал в постели, сытый не хлебом и вином, а решением судебных дел, изданием указов и законоположений. Сон назло голоду уже начинал смыкать его глаза, как вдруг до него донеслись такие оглушительные крики и колокольный звон, что ему показалось, будто весь остров проваливается. Он присел на кровати и стал внимательно вслушиваться, стараясь угадать, что значит это великое смятение. Однако он ничего не мог понять, ибо к звону колоколов и крикам вскоре присоединились звуки бесчисленных труб и барабанов, что еще больше испугало Санчо. Тогда он вскочил с постели, всунул ноги в туфли, так как пол в его комнате был сыроват, и, не успев набросить даже халата, побежал к дверям, открыл их и с ужасом увидел приближающихся людей с зажженными факелами и обнаженными шпагами в руках. Все они громко кричали:

— К оружию, к оружию, сеньор губернатор! Полчища врагов напали на наш остров, и мы погибли, если только ваше искусство и мужество не спасут нас.

С ужасным шумом, в неистовстве и смятении толпа ворвалась в спальню Санчо, растерянного и оторопевшего от всего, что он видел и слышал. Один из прибежавших крикнул ему:

— Вооружайтесь скорее, сеньор, если не хотите погибнуть и погубить наш остров!

— Да зачем мне вооружаться? — ответил Санчо. — Что я стану делать с оружием? Это лучше было бы поручить моему господину Дон Кихоту. Он бы покончил одним махом, и все вы были бы в безопасности, а я, грешный человек, ничего не понимаю в военном деле.

— О сеньор губернатор, — сказал другой, — что за малодушие! Вооружайтесь скорее, ваша милость, выходите на площадь, будьте нашим вождем и полководцем, потому что вам как нашему губернатору по праву принадлежит это звание.

— Коли так — нечего делать, вооружайте меня! — в отчаянии воскликнул Санчо.

Тогда воины схватили два больших щита и, не позволив Санчо надеть верхнее платье, нацепили эти щиты на него, один спереди, а другой сзади, а затем они накрепко стянули щиты веревкой, так что Санчо был крепко зажат между ними и стоял прямо, как веретено, не имея возможности согнуть колени или сделать шаг вперед. В руки ему сунули копье, на которое он оперся, чтобы удержаться на ногах. Затем ему предложили, не медля ни минуты, стать во главе войск, дабы ободрять бойцов. «Дело, наверное, пойдет на лад, — говорили они, — если великий губернатор согласится быть их светочем и компасом».

— Да как же мне идти, несчастному, — воскликнул Санчо, — когда эти проклятые доски мешают мне пошевелиться! Все, что вам остается, это взять меня на руки и поставить где-нибудь в дверях, а я буду защищать их копьем и собственным телом.

— Идите, сеньор губернатор, — ответил один из воинов, — вам мешают двинуться с места не столько щиты, сколько страх. Спешите, — уже поздно, а число неприятелей все возрастает, крики все громче, и опасность все больше.

Они так понукали и бранили его, что несчастный губернатор попытался наконец двинуться с места и тут же грохнулся на землю с такой силой, что ему показалось, будто он разлетелся на тысячу кусков. Он так и остался лежать на полу, словно черепаха, стиснутая и замкнутая в своей броне, или лодка, занесенная песком. Но даже и теперь насмешники не почувствовали к Санчо ни малейшей жалости. Они потушили факелы, стали еще громче орать, взывать к оружию и топтать бедного Санчо, без устали колотя мечами по его щитам. Бедному губернатору пришлось бы совсем плохо, если бы ему не удалось сжаться в комок и спрятать голову под щит. Полузадавленный, задыхающийся, весь в поту, он поручил себя богу и от всего сердца молился о спасении. Между тем суматоха продолжалась. Одни спотыкались о его тело, другие падали прямо на него, а какой-то молодчик вскочил к нему на грудь, как на сторожевую башню, и во все горло орал:

— Эй, наши, бегите сюда! Враг особенно напирает с этой стороны. Охраняйте этот вход! Заприте ворота, завалите бревнами лестницы! Тащите горшки с кипящей смолой и чаны с горячим маслом… стройте баррикады на улицах, загородите вход на башню!

Прислушиваясь к этим возгласам, Санчо, и без того полуживой от страха, пугался все больше и больше.

«Ох, если бы богу было угодно, чтобы этот остров поскорей был взят врагами, а я сам или помер, или избавился от этих ужасов!»

Наконец небо вняло его мольбам. Когда он уже совсем отчаялся, раздались громкие крики:

— Победа, победа, неприятель отступает! Эй, сеньор губернатор, вставайте, ваша милость. Пора насладиться плодами победы и по справедливости поделить добычу, отнятую у неприятеля вашей отважной и непобедимой рукой!

— Поднимите же меня, — слабым голосом сказал измученный Санчо. Ему помогли подняться, и, встав на ноги, он сказал:

— К черту неприятельскую добычу! Делайте с ней что хотите, но если среди вас найдется кто-нибудь, кто мне друг, то прошу его и умоляю дать мне глоток вина, потому что у меня во рту пересохло, да вытереть с меня пот, потому что я скоро захлебнусь в нем.

Его обтерли, принесли ему вина и сняли щиты. Санчо тяжело опустился на кровать и лишился чувств от пережитого страха, побоев и усталости. Устроители этой комедии перепугались было, полагая, что шутка их зашла слишком далеко, но их тревога длилась недолго: губернатор скоро пришел в себя и спросил, который час; ему ответили, что уже светает. Он замолчал и принялся одеваться. Все, так же молча, смотрели на него и ждали, что он предпримет дальше. Санчо оделся и медленно — ибо он был так избит, что еле мог двигаться, — отправился в конюшню, куда вслед за ним двинулась и вся его свита. Там он подошел к серому, обнял его, нежно поцеловал в лоб и со слезами на глазах сказал:

— Приди ко мне, дорогой мой товарищ, друг и помощник в трудах и невзгодах. Воистину, счастливы были часы, дни и годы моей жизни, когда я жил с тобой и все мои мысли были заняты заботой о том, как бы починить твою упряжь и добыть тебе корм. Но с тех пор, как я бросил тебя и вознесся на башню честолюбия и гордости, меня одолели тысячи невзгод, трудов и волнений.

Говоря это, он седлал своего осла. Никто при этом не проронил ни звука. А оседлав серого, Санчо, кряхтя и охая, взобрался на него и обратился с такой речью к майордому, секретарю, дворецкому и доктору Педро Ресио и остальным присутствовавшим:

— Посторонитесь, любезные сеньоры. Не мешайте мне. Я опомнился, я воскрес из мертвых и хочу вернуться к моей прежней вольной и беззаботной жизни. Я не рожден для того, чтобы быть губернатором и защищать острова и города от неприятеля. Мне больше пристало пахать и копать землю, подрезывать и подчищать виноградные лозы, чем издавать законы и защищать провинции и государства. Я знаю теперь, что каждому из нас следует заниматься тем делом, для которого он родился. А мне больше пристало держать в руке серп, чем жезл губернатора; уж лучше мне наедаться досыта похлебкой, чем мучиться по прихоти нахального лекаря, который морит меня голодом. Я предпочитаю растянуться летом под тенью дуба, а зимой по собственному желанию кутаться в баранью шкуру, чем спать на голландских простынях и носить собольи шубы на этой губернаторской каторге. Оставайтесь с богом, ваши милости, и скажите сеньору моему герцогу, что голым я родился, голым и остался, ничего не выиграл и не проиграл. Я хочу сказать, что вступил в управление без гроша в кармане и так же без гроша покидаю его, хотя обыкновенно губернаторы поступают совсем иначе. А теперь расступитесь и дайте мне дорогу. Я поеду полечиться, потому что, кажется, у меня ни одного ребра целого не осталось.

— Не бывать этому, сеньор губернатор! — воскликнул доктор Ресио. — Я дам вашей милости питье против ушибов и ранений. Оно немедленно возвратит вашей милости прежнюю силу и здоровье. А кроме того, я обещаю исправиться и разрешить вам есть все, что вам будет угодно.

— Слишком поздно, слишком поздно! — ответил Санчо. — Да я скорей сделаюсь турком, чем отложу свой отъезд. Нет, такие шутки не повторяются. Клянусь богом, не останусь я здесь губернатором, да и другого губернаторства не приму, хотя бы мне поднесли его на блюде. Это так же верно, как то, что без крыльев на небо не полетишь. Я ведь из рода Панса, а они все были упрямыми. Если кто-нибудь из нас сказал «нечет», так уж никогда не отступится от своего слова, хотя бы весь мир говорил «чет». Пускай тут в конюшне останутся те муравьиные крылышки, которые, на мое несчастье, вознесли меня на вершину, для того чтоб меня там заклевали мои недруги. Уж лучше спуститься на землю и ходить по ней просто-напросто ногами; пусть они не будут обуты в узорные башмаки из кордуанской кожи, зато грубые веревочные лапти у меня всегда найдутся. Всякая овца должна знать свое стадо. Из постели ног не высовывай. Ну, довольно болтать. Пропустите меня, потому что час уже поздний!

На это майордом сказал:

— Сеньор губернатор, мы с полной готовностью отпустим вашу милость, хотя нам и очень тяжело вас лишиться, ибо ваша мудрость и христианское поведение заставляют дорожить вами. Но всем известно, что каждый губернатор, прежде чем покинуть управляемую им область, обязан предварительно представить отчет. Представьте же, ваша милость, отчет за десять дней вашего управления и тогда отправляйтесь с миром.

— Никто не вправе требовать от меня отчета, — ответил Санчо, — кроме лица, уполномоченного на это моим сеньором герцогом. А я сейчас и еду к нему и отчитаюсь перед ним в самом лучшем виде. Да и то сказать: я уезжаю отсюда таким же бедняком, каким сюда приехал. А это лучшее доказательство, что я управлял, как ангел.

— Честное слово, великий Санчо прав! — воскликнул доктор Ресио. — И я полагаю, что мы можем его отпустить, ибо герцогу свидание с ним доставит бесконечное удовольствие.

Все с ним согласились и позволили Санчо уехать, предварительно предложив ему почетную охрану и разные дорожные припасы. Санчо ответил, что ему хотелось бы получить овса для серого, а для себя — каравай хлеба и кусок сыра; больше ему ничего не нужно, ибо путь его не далекий и он надеется скоро добраться до герцогского замка. Все по очереди обняли его, а он со слезами обнял каждого и уехал, оставив их пораженными его речами и твердым и разумным решением.

---

Глава 52 о дальнейшем управлении Санчо островом Баратарией и о прискорбном конце его губернаторства
Роман «Дон Кихот» М. де Сервантес

« Глава 51

Глава 53 »